очень нудно 
73 
Когда, подойдя к огню, он опустился на скамью, она робко начала:
– Монсеньор! Вы пережили страшный день! Ваше сердце и гордость кровоточат! Но вы не должны поддаваться отчаянию. Вы великий принц…
Он подскочил словно ужаленный:
– Великий принц, изгнанный из своих владений лавочниками и развратниками! Великий принц, оставивший своих людей на милость мятежников! Знаешь ли ты, чего стоил мне этот день? По меньшей мере двести пленных, погибших – без числа, среди которых один из моих лучших капитанов. Знаешь ли ты, что Жан Виллье де л'Иль Адан пал у часовни Сен-Жюльен от руки кузнеца? Л'Иль Адан, рыцарь Золотого Руна, убит бродягой! А ты говоришь, что я великий принц. Если бы я действительно им был, я бы собрал огромную армию и завтра же напал на этот проклятый город, разорив его, потопив в крови, стерев с лица земли! Но нужны месяцы, чтобы собрать армию для одной осады! Эти негодяи знают. Этот город насмехается надо мной, над великим герцогом Запада!
Он внезапно замолчал и разразился рыданиями. Катрин никогда не видела мужчину, который бы так плакал, даже его, легкого на слезы. Он мог плакать по заказу и возвел слезы в дипломатическое оружие. Но на этот раз это был не спектакль. Слезы, прерываемые резкими всхлипами, лились ручьем. Напуганная подобным проявлением чувств, Катрин отошла к окну и выглянула на улицу. За окном стояла глухая ночь и шел затяжной дождь. Молодая женщина решила, что надо дать Филиппу выплакаться, так как слезы снимают горечь с души. Если бы только она могла уйти, чтобы пощадить гордость поверженного принца. Он может не простить ей, что она стала свидетелем его отчаяния.
Постепенно рыдания стали реже и стихли. Лишь потрескивание огня нарушало установившуюся тишину. Раздался охрипший голос Филиппа:
– Где ты? Иди ко мне.
Она нехотя покинула свое убежище.
– Я здесь, монсеньор.
– Я думал, что ты покинула меня! Подойди ближе, ближе…
Он поднялся сам, подбежал к ней и обнял ее, спрятав на ее груди мокрое от слез лицо.
– Я хочу забыться, Катрин, ты должна мне помочь…
Он жадно целовал ее шею, щеки, лицо, не замечая, что она оставалась бесчувственной и холодной к его ласкам.
– Что я могу сделать?
Вопрос, заданный мягким спокойным голосом, был для него словно ушат холодной воды. Филипп выпустил ее из рук.
– Что ты можешь сделать? Помочь мне забыться, а ты прекрасно это умеешь. Дай мне твое тело, мы будем заниматься любовью до полного изнеможения. Сними это рубище и распусти волосы. Мне нужен блеск твоей плоти, ее нежность и тепло.
Его пальцы принялись лихорадочно развязывать ее черную рясу, веревку на поясе. Он взбесился, увидев под рясой еще одно платье.
– Помоги-ка мне!
– Нет! Если вы хотите взять меня, возьмите, но не рассчитывайте на мою помощь!
Он отступил, словно от пощечины. Она увидела, как от нового приступа гнева на его висках вспухли вены.
– Ты не хочешь принадлежать мне? Ты, моя возлюбленная, отказываешь мне?
– Я больше не ваша возлюбленная. Вспомните, Филипп. В Лилле я вам сказала, что это прощание.
– Тогда не нужно было оставаться на моих землях, тебе следовало вернуться домой, как ты об этом объявила. Я думал, что ты уже далеко, и вдруг узнаю, что ты в Брюгге, да еще беременна… от меня. И в довершение ко всему тебя там держат в заложницах, как обменную монету за их проклятые привилегии, которые я им никогда не верну. От кого ты была беременна?
Это было так на него похоже – задать вопрос в столь драматичные минуты.
– Вы считаете, что это так важно?
– Для меня – да. Может быть, отдаваясь мне в королевскую ночь, ты надеялась приписать мне чье-то отцовство?
Пожав плечами, она дерзко ответила:
– Монсеньор, для принца, самого образованного в христианском мире, вы говорите глупости! Я думала, что вы меня знаете лучше. Если вы так хотите знать, меня изнасиловали пьяные разбойники в вашем милом городе Дижоне. Я хотела вырвать этот стыд из своего тела. Мне рассказали о некой флорентийке, и я отправилась в Брюгге на ее поиски. Мне пришлось проехать через Лилль, я увидела вас… и захотела узнать, может ли старая любовь вылечить мое тело и душу. Филипп, вы были моим первым любовником, и женщине не дано узнать лучшего любовника, чем вы. Той ночью вы, сами того не зная, возродили меня к жизни. Упрекать меня в этом было бы жестоко.
Он подошел к Катрин, пытаясь снова обнять ее:
– Почему же сейчас ты отказываешь мне? Посмотри на эту кровать, покрытую мехами, на эту комнату, вспомни, как мы были счастливы с тобой в Лилле, вспомни о нашей радости, наших ласках. Я столько хочу дать тебе, а ты принесешь мне забвение и успокоение.
73 
