очень нудно 
136 
Прошла неделя, а никаких сведений о Седеете не поступило. Полиция продолжала искать ее. Мистер Эмери сообщил, что они вели земляные работы на трехакровой лужайке возле загона, поскольку там вроде бы заметили свежевскопанную почву.
Это было ужасное время. Я боялась, что они найдут там труп Селесты. Но ничего не нашли, и в течение нескольких дней никаких новых сведений, не поступало.
В заголовках новостей тему об исчезновении Селесты сменила тема формирования нового кабинета министров. Думаю, никто не был удивлен тем, что в этом кабинете не нашлось места для Бенедикта. В утренних газетах по этому поводу появились сообщения:
«В новом кабинете не нашлось места для члена парламента, чья жена таинственно исчезла. Мистер Бенедикт Лэнсдон, которого все прочили на высокий пост в этом кабинете, оказался обойденным. Полиция продолжает утверждать, что вскоре сумеет объяснить эту загадочную историю.»
Какая коварная жестокость была в том, что исчезновение его жены связывали с его политической карьерой! Мы все понимали, что его надежды разбиты в прах именно этим, но зачем нужно было подчеркивать этот факт? Это было почти равно обвинению Бенедикта в убийстве жены, на что, несомненно, и рассчитывали авторы заметки.
Бенедикт забрал газеты в свой кабинет. При мысли о том, что он почувствует, читая эти жестокие слова, я вдруг приняла решение и постучалась в его дверь.
— Войдите, — сказал он.
Я вошла. Он сидел за столом, забросанным газетами — Мне очень жаль, сказала я.
Он понял, что я имею в виду, потому что ответил:
— Это было неизбежно.
Я прошла в комнату и села в кресло напротив него.
— Это не может долго продолжаться, — сказала я. — Скоро все выяснится.
Он пожал плечами.
— Бенедикт… вы не возражаете, если я буду называть вас так? Я не могу называть вас мистером Лэнсдоном, а…
Он кисло улыбнулся:
— Очень странно сейчас беспокоиться по такому поводу. Ты не можешь заставить себя называть меня отцом или отчимом… я всегда понимал это. Зови меня Бенедиктом. Почему бы и нет? Как будто мы с тобой друзья. Возможно, одна из причин, по которым ты не желала признавать меня, крылась в том, что ты не знала, как ко мне обращаться.
Он рассмеялся, но смех его был невеселым. Я чувствовала, что он сильно встревожен и обеспокоен.
— Что теперь будет? — спросила я.
— Вот этого я не могу сказать. Где она может быть, Ребекка? У тебя есть какие-нибудь предположения?
— Куда она могла пойти в таком виде? Она ведь ничего не взяла с собой, даже сумочку… и она без денег.
— Видимо, с нею что-то произошло. Полиция считает, что она мертва, Ребекка.
— Откуда такая уверенность?
— Ты, должно быть, слышал, что они копали на трехакровой лужайке. Зачем бы это? А затем, что предполагали найти там ее тело.
— О нет!
— Я уверен, что они подозревают убийство.
Конечно, ему уже пришлось пройти через нечто подобное, когда его первая жена умерла, приняв чрезмерную дозу лекарства. Поэтому он был особенно чувствителен к намекам и одновременно являлся вдвойне уязвимым для подозрений.
— Но кто… — начала я.
— В таких случаях первым подозреваемым бывает муж.
— О нет! Да и как это возможно? Вас здесь не было.
— А что мне мешало проникнуть в дом, убить ее, а потом избавиться от тела?
Я в ужасе смотрела на него.
— Я не делал этого, Ребекка. Я ничего не знал о ее исчезновении, пока не получил вашу телеграмму.
Ты веришь мне?
— Конечно, верю.
— Надеюсь, что это так и есть.
— Я не понимаю, как вы могли хотя бы на секунду засомневаться, что я вам верю.
— Спасибо. Очень неприятное дело. Чем же оно закончится?
— Может быть, она вернется.
— Ты думаешь?
— Да, я думаю, что она вернется.
— Но откуда и почему? Все это мне кажется какой-то бессмыслицей…
— Все загадки кажутся такими, пока не найдено решение.
— Я вновь и вновь ищу возможную разгадку, но не могу найти удовлетворительного объяснения. Это неприятный вопрос, и виноват в этом только я, Ребекка. Я несу за это ответственность не меньшую, чем если бы задушил ее подушкой.
Не нужно так говорить. Это не правда.
— Ты знаешь, что это правда. Ты ведь знаешь, что я сделал ее несчастной, правда?
— Да.
— Она говорила с тобой об этом?
— Немного.
— Вот видишь, что бы она ни сделала, я несу за это ответственность. Мне следовало прилагать больше усилий.
136 
