30 
Себастьян раскрыл ладонь. Раздавленные лепестки цветка жимолости разлетелись по ветру.
Дверь в столовую распахнулась. Себастьян поднял взгляд, наверное в десятый раз, лишь для того, чтобы иметь удовольствие лицезреть непроницаемое лицо старика Фиша. Он вновь сосредоточился на рыбе под соусом, подавляя желание зарычать.
Предыдущая просьба Себастьяна о завтраке была встречена почти враждебно.
— Графиня никогда не завтракает раньше полудня, — сообщил Фиш.
— Все это просто великолепно! — воскликнул Себастьян. — Но я бы хотел съесть что-нибудь именно сейчас. До полудня еще пять часов.
Дворецкий фыркнул и бросил взгляд на часы на каминной полке.
— Возможно, я подам вам шоколад в вашу спальню.
Себастьян не привык приказывать слугам. Он мог бы рявкнуть на Джейми и надрать ему уши за подобную дерзость, но не знал, как вести себя с дворецким. Представив себе, каково могло бы быть выражение лица старика Фиша, если бы он надрал ему уши за непослушание, Себастьян снисходительно улыбнулся.
— Это, в самом деле, любезное предложение, но я буду завтракать в столовой. — Себастьян помолчал. — Каждое утро.
В негодовании раздувая ноздри своего хищного носа, старик Фиш поклонился, признавая свое поражение.
Себастьян сел в конце длинного стола, уверенный в том, что ему подадут вчерашнюю овсянку. Но дворецкий, как видно, вознамерился оставить последнее слово за собой, не важно, было ли оно произнесено вслух или нет. В течение нескольких минут Себастьян беспомощно наблюдал, как свежая, горячая еда блюдо за блюдом вкатывалась в столовую и расставлялась на буфете вишневого дерева. За горячими пшеничными лепешками, залитыми медом, следовала свежая копченая рыба и нарезанное розочками охлажденное масло. Толстые ломти бекона возвышались рядом с горкой клубники со сливками. Даже Тайни вынужден был бы отдать должное такому пиршеству. Слишком поздно Себастьян осознал, что не особенно голоден.
Итак, он ковырял вилкой рыбу и рассеянно определял ценность серебряной посуды, расставленной на столе. Его взгляд скользил к двери всякий раз, когда она открывалась, словно простым усилием воли он мог привлечь сюда особу, лицо которой так хотел увидеть.
Старик Фиш столбом стоял у его локтя.
— Что-нибудь еще, сэр?
Себастьян положил вилку.
— Полагаю, это все. Скажите мне, Фиш, мисс Уолкер когда-нибудь завтракает в столовой?
Тонкие губы дворецкого растянулись в презрительной улыбке.
— Нет. Я не вижу смысла беспокоить слуг ради завтрака для мисс Уолкер. Она предпочитает взять лепешку на кухне и удалиться в библиотеку. Весьма тактично с ее стороны.
«Что же это за странное домашнее хозяйство, где слуги не должны беспокоиться об удобстве хозяев?» — недоумевал Себастьян. Он хотел бы побеспокоить каждого, кто посмел заявить, что Пруденс не стоила того, чтобы о ней беспокоились. Сколько же раз она оставалась без завтрака или теплого огня в камине, чтобы прослыть тактичной? Когда он станет хозяином «Липовой аллеи», она ни в чем не будет нуждаться. Уж он позаботится об этом.
— Мисс Уолкер уже была на кухне этим утром? — спросил Себастьян.
— Около часа назад.
Себастьян подскочил. Его нож со звоном упал на пол.
— Прекрасно. Это все. Спасибо. — Он поспешил к двери. — Рыба очень вкусная, — бросил он через плечо ошарашенному дворецкому. — Масло тоже замечательное. Что это за ловкий прием, от которого эти маленькие кусочки выглядят как розы?
Он исчез за дверью, прежде чем старик Фиш успел ответить.
Себастьян прошел по арочному коридору к библиотеке, которую он обнаружил этим утром. Резные двери были закрыты. Он вжался в скрытый за шторкой альков, когда, тихо напевая, служанка вышла из-за угла, неся в руках стопку белья. Пропустив служанку вперед, Себастьян вышел из своего укрытия и поправил сюртук. Будучи хозяином «Липовой аллеи», он никогда не станет прятаться словно какой-то шпион. «Но именно французским шпионом ты и являешься, — напомнил себе Себастьян. — И только богатство Триции имеет власть освободить тебя от твоих гнусных обязанностей».
Он распахнул дверь и, увидев Пруденс, не смог сдержать ругательство, которое даже Тайни заставило бы покраснеть.
— Извините, — пробормотал Себастьян. — Я ударил ногу.
Он лгал. Он выругался, потому что соблазнительное создание прошедшей ночи вновь исчезло. Хрупкое видение, которое преследовало его все утро, должно быть, было лишь сном. Волнистые пряди волос, горящие глаза на милом лице, обрамленном кружевом чепца, — все это исчезло, словно ничего и не было. Сердце Себастьяна печально сжалось. Возможно, размышлял он, ему пришлось иметь дело с близнецами, обладающими дьявольским чувством юмора?
30 
