20 
— Что ж, отлично, — объявил граф. — Я провозглашаю сэра Остина победителем в поэтическом состязании. Предлагаю перейти на арену. Вероятно, многие из вас предпочитают беречь свой пыл для ристалища.
Толпа бросилась к двери. У Холли появилось подозрение, что большинство рыцарей пронесется на лошадях по подъемному мосту, покидая замок, прежде чем застывший перед помостом великан успеет моргнуть глазом.
Холли повернулась было к отцу, но его ледяной взгляд остановил ее. Развернувшись, граф исчез за парчовым занавесом.
Девушка рассчитывала, что отец отменит турнир. Теперь же она убедилась: весь ее замысел пошел прахом. И все потому, что какой-то валлийский мужлан упрямо не хочет признавать себя побежденным.
Холли обернулась, чтобы удостоить сэра Гавенмора гневным взглядом, но перед помостом никого не было. Судя по всему, он поспешил покинуть замок вместе с остальными рыцарями.
Но девушка не успела сполна насладиться презрением к великану с трусливой душой, так как рука отца, высунувшаяся из-за занавеса, схватила ее за запястье и утащила с помоста.
Холли послушно брела за отцом, чувствуя, что будет жестоко наказана. До сих пор отец лишь несколько раз драл ее за уши, но нынешняя проделка, похоже, заслуживает знатной взбучки. Что ж, философски вздохнула Холли, лучше поскорее покончить со всеми неприятностями и сосредоточиться на том, как вернуть расположение отца.
Но когда граф, затащив дочь подальше от посторонних глаз, развернул ее к себе, Холли увидела у него на лице не багровый румянец гнева, а мертвенную бледность страха.
— Имеешь ли ты представление, над кем тебе вздумалось пошутить?
— Ну да, папочка, знаю, ты воображаешь, что бываешь страшен в гневе, но я тебя нисколечко не…
— Я говорю не о себе, — процедил граф. — Я имел в виду этого Гавенмора.
Холли совершенно не хотелось раскрывать, что произошло между нею и валлийским рыцарем, поэтому она заставила себя небрежно рассмеяться.
— Он очень милый. Валлийский дикарь с отвратительным поэтическим вкусом.
Закинув голову, отец приблизился к ней вплотную.
— Сэр Остин Гавенмор — один из самых отважных и опасных рыцарей во всем Уэльсе. И самый непредсказуемый. Если я чем-либо задену его честь или возбужу в нем ярость, это, весьма вероятно, выльется в возобновление военных действий между Англией и Уэльсом. И тогда, если мою голову не потребует Гавенмор, ее потребует наш король. — Граф в тревоге стал расхаживать по тесной комнате. — Я должен был стащить тебя с помоста, как только ты появилась на нем в таком нелепом виде. Но мне и в голову не могло прийти, что у какого-то сумасшедшего хватит ума все же просить твоей руки. А теперь уже слишком поздно.
Отцовский гнев Холли переносила гораздо лучше, чем отчаяние.
— Может быть, мне следует сознаться в обмане? — тихо произнесла она. — Принести публично извинения?
— И обесчестить себя перед всей Англией? Какой порядочный дворянин захочет взять в жены бесстыжую лгунью? Тогда тебе уж лучше просто сбрить до конца остатки волос и уйти в монастырь. — Граф взъерошил волосы, став похожим на дочь, и пробормотал: — Полагаю, лучше иметь мужем такого дикаря, как Гавенмор, чем вообще не иметь никакого.
Не в силах выразить свое несогласие, Холли просто пригладила растрепанные волосы отца.
— Не беспокойся, папа. Самонадеянный нахал скорее всего уже давно на пути в Уэльс. Лишь минутное затмение ума заставило его просить моей руки.
Отмахнувшись от ее ласк, граф пронзил дочь ледяным взглядом, заставившим ее похолодеть.
— Моли бога о том, чтобы ты оказалась права, девочка моя, ибо Гавенмор за последние пять лет завоевал все до одного призы на всех без исключения состязаниях, в которых принимал участие. И если ты ошиблась, то, скорее всего тебе придется стать самой необычной его наградой.
Королева любви и красоты, царица турнира восседала в тронной ложе, предоставляя возможность всем вдоволь насладиться язвительными шутками по поводу ее титулов.
Холли ерзала на жестком стуле, мучимая скатанными полосами ткани, которые засунула ей под платье Элспет. Туго стянутая грудь начинала болеть, а желание почесать оболваненную голову становилось просто невыносимым. Полуденное солнце нещадно палило ее нежную кожу. Девушка слизнула пот с верхней губы, набрав при этом полный рот сажи, с помощью которой едва заметный нежный пушок превратился в черную полоску усов.
20 
