38 
Угрожающая тень Остина снова упала на стенку шатра. Отложив зеркальце, Холли умастила каплей мирры ямочку на шее и с явным злорадством крикнула:
— Все, милорд, я готова!
Остин приложил все силы, чтобы не отшатнуться от своей жены, с неуклюжей грацией выпорхнувшей из шатра. Яркое утреннее солнце оказалось к ней беспощадным, безжалостно подчеркнув все ее дефекты. Жалость несколько смягчила его раздражение вынужденным ожиданием. Каким ужасающим ударом будет для девушки то, что целая вечность, которую она провела прихорашиваясь, не принесла никаких ощутимых результатов.
Но рыцарь изумленно обнаружил, что его жена, напротив, чрезвычайно довольна собой. Она застенчиво улыбнулась.
— Вы обмолвились о еде, сэр? Я уже начала опасаться, что вы решили уморить меня голодом.
— Да нет же. Просто было уже так поздно, когда мы I остановились на ночлег…
Остин осекся, сожалея по поводу сделанного вчера ночью признания. Ему очень не хотелось делиться своей тайной, но он испугался, что нежные чувства его жены будут задеты, если она решит, будто одна ее внешность является причиной его отказа разделить с ней брачное ложе.
Девушка вскинула дерзкий носик, жадно принюхиваясь к запаху жареного мяса.
— Я полагаю, сэр, утолить чувство голода никогда не слишком поздно. И не слишком рано.
Приподняв юбки и обнажив щиколотки ног, слишком стройные, чтобы нести такую тушу, она заспешила по направлению к костру.
Остин пригляделся повнимательнее к бесформенным бедрам супруги, терзаемый смутным беспокойством. Он был готов поклясться, что отвратительный бугор вчера находился на правом боку. Но от этих размышлений его оторвал странный запах. Не запах жареного зайца взбудоражил его, а едва уловимое благоухание, разлившееся в воздухе. Остин покачал головой, отмахиваясь от совершенно нелепой мысли. Похоже, рассудок полностью покинул его с тех пор, как он впервые услышал название Тьюксбери.
Остин и Кэри сидели друг против друга, прислонившись к деревьям, и угрюмо наблюдали, как жена рыцаря уплетает третий кусок холодного пирога с мясом. Она устроилась на пенечке, широко раздвинув ноги, чтобы кусочки падали на юбку. Но пока натянутой между коленями ткани доставались лишь мельчайшие крошки. Остин начинал понимать, как девушке удалось нарастить такие необъятные бедра на столь хрупкую основу.
Застреленный и зажаренный Кэри заяц уже давно превратился в печальную груду костей. Остин склонил голову, невольно зачарованный тем, как ест его жена. Он был вынужден признать, что в ее движениях есть определенное изящество. Холли ела с большой жадностью, не глядя по сторонам и не замечая ничего вокруг. Рыцарь не мог оторвать взгляда от пухлых губ и розового язычка, с тщательностью очищавших от жира поочередно каждый палец.
— Боже милосердный, — вывел его из оцепенения Кэри, встрепенувшийся при виде того, как девушка набросилась на новый кусок пирога. — Никогда не видел такого обжорства. Она жрет, словно свинья.
— Боюсь, как бы она не съела моего жеребца. К счастью, еще к ночи мы доберемся до Каер Гавенмора, а то нам всем угрожала бы голодная смерть.
— Или бы съели нас самих, — мрачно пробормотал оруженосец.
Перспектива встретить такой конец стала казаться Остину все менее пугающей по мере того, как путешествие возобновилось и потащились медленные часы в обществе жены. Проехав всего несколько миль, рыцарь начал подозревать, что ночью каким-то образом в шатер проник злой колдун и подменил молчаливую девушку, какой была вчера его жена, невыносимой гарпией.
Если она не ныла, то жаловалась на необычную для весны жару. Если она не жаловалась на жару, то требовала устроить привал и снова поесть. Или дать ей попить свежей воды из ручья. Или позволить ей ненадолго уединиться в кустах. Если же она не выдвигала невыполнимых! требований, то стонала по поводу тропинки, на которой так много корней. Или из-за тряски по неровной дороге. Или из-за неказистой природы Уэльса.
Ее беспрестанные жалобы действовали не только на Остина, слушавшего их, мрачно стиснув зубы. Когда после третьего жалобного восклицания: «Ну сколько нам еще ехать!» — рыцарь рассеянно назвал ее «Айви», весь небольшой отряд, включая похожую на мышку няньку, обернувшись в сердцах, хором поправил его:
— Холли!
Остин отвернулся, недовольно нахмурившись. Его посадке в седле сильно мешало постоянное возбуждение его мужского естества, вызванное едва уловимым ароматом мирры, продолжающим витать в воздухе. Одно время рыцарь начал было думать, что Рианнон навеки покинула его жизнь, но, по-видимому, мстительная фея лишь придумала новые, еще более дьявольские мучения.
38 
