очень нудно 
79 
Позади раздался выстрел, и тогда на катере заработал пулемет.
Рука ткнулась в шершавый борт. Монахи дали три длинные очереди – и поселок будто вымер. Разом погасли все огни. Рыбари попрятались по хибарам; если бы не рокот набиравшего обороты мотора, воцарилась бы полная тишина.
Что-то скользнуло по ноге, я дернулся, вспомнив про вьюнов, но тут в плечо ткнулся шест, а над бортом вверху показались головы.
Когда я ухватился за шест, меня двумя сильными рывками вытащили на палубу. Перевалившись через борт, я искоса оглядел стоящих надо мной вооруженных монахов, снял куртку и стал выжимать. Раздались шаги, между ногами монахов ко мне пробрался Чак и с ходу закричал:
– А, тоже прыгнул, человече! Я едва не утоп, веришь, девка меня до катера дотащила.
Монахи расступились, пропуская невысокого плотного бородача в коротком плаще. Рядом, оставляя на палубе мокрые следы и кутаясь в плед, шла Юна.
– Дюк, эти люди помогли мне добраться сюда, – произнесла она, стуча зубами.
Мотор заработал на высоких оборотах, катер, развернувшийся кормой к колесу, стал набирать ход.
Монах неприветливо разглядывал меня с Чаком.
– Юна Гало, от имени Владыки московского Храма я гарантирую тебе покровительство и безопасность, – ровным голосом произнес он.
– Мне и моим спутникам? – уточнила она.
Дюк Абен, не спуская пристального взгляда с Чака, промолчал.
Глава 18
Я потянулся так, что хрустнули кости, и сел на узкой койке, едва не стукнувшись головой о вторую, прикрепленную к стене выше. С нее свешивалась рука Чака.
Два иллюминатора были закрыты железными крышками на винтах, свет падал в каюту сквозь выпуклую решетку-колпак. Там виднелось хмурое небо. У стены на расстеленной тряпке стояли кувшин и миска с остатками того, что мы съели ночью, перед тем как завалиться спать. Зевнув, я натянул пластиковые мокасины – они сильно поистрепались за это время, один порвался у носка, подошва другого треснула, – накинул куртку и взял кувшин. Сделав несколько глотков крепкого кислого пива, сжевал кусок хлеба из миски и встал.
Чак дрых на боку, посапывая, подложив под щеку кулачок. За переборками тарахтел дизель. Я встал на край нижней койки; упершись ладонями в решетку, попытался приподнять ее, но она не шелохнулась. Попробовал сдвинуть в одну сторону, в другую... Да что ж такое? Пришлось залезть на койку Чака и, прижавшись к решетке теменем, осмотреть ее края, плотно прилегающие к палубе.
Там были петли – то есть она откидывалась вбок, как крышка, – и большой навесной замок.
Запертый.
Чертыхнувшись, я сел на краю койки. И вспомнил, что вчера, укладываясь, положил обрез из лавки кормильцев рядом с собой.
Хлопнув карлика по плечу, я спрыгнул на пол. Обреза на моей койке не было, как и пистолета Луки Стидича на койке Чака.
Он сел, потер кулачками глаза, пропищал:
– Какого ползуна будить меня?..
– Мы в плену, – перебил я.
Чак замолчал, приоткрыв рот. Дернул серьгу в ухе и сказал:
– А ну дай мне тот кувшин, человече!
Я так и сделал. Карлик хлебнул пива, потом плеснул из кувшина на морщинистую ладошку и потер лицо. Пиво потекло по щекам, Чак утерся рукавом, отдал мне кувшин, вскочил на койке и, подпрыгнув, вцепился в прутья. Закачался на них, будто обезьяна на ветке, подтянулся. Некоторое время он разглядывал замок, потом заверещал так пронзительно, что я поморщился:
– Эй, вы! Эй! Монахи, некроз вам в печень! Эгегей!!!
Сквозь тарахтение дизеля донеслись шаги, и карлик спрыгнул на койку. Подошедший к решетке чернобородый монах нагнулся, заглядывая в каюту.
– Эй, ты... – развязно начал Чак. – Нас тут заперли по случайности, так ты давай, отомкни-ка замок.
Монах огладил бороду и сказал басом:
– Не бывать сему.
– То есть нас специально заперли? – уточнил я.
Он важно кивнул:
– Верно мыслишь, наемник.
– Ага, а почему? – спросил карлик.
Пожав плечами, чернобородый выпрямился.
– На то воля преподобного Дюка.
– Эй, стой! – крикнул Чак. – Погоди! А если мне помочиться надо?..
Опять нагнувшись над решеткой, монах ткнул пальцем в угол каюты.
– Там сток. А станете орать, обольем водой из реки. Она холодная, вонючая, сами себе потом милы не будете.
Он снова выпрямился, и я спросил:
– Переговорщица Меха-Корпа тоже заперта?
Ничего не ответив, чернобородый ушел. Чак, спрыгнув с койки, сунулся в угол, я шагнул за ним. Там был слив – то есть наклонная труба, утопленная в железный пол и накрытая крышкой. Сквозь трубу виднелась мутно-зеленая вода, бурлящая под бортом катера.
79 
