Застенчиво кивнув, Эсмеральда спрятала лицо на груди Билли, и он увлек ее через двор к конюшне.
Потревоженные лошади зашевелились в своих стойлах и тихонько заржали, приветствуя хозяина. Через полуоткрытую дверь были видны ослепительные вспышки молнии на фоне черного неба.
Билли устроил девушку на мягкой постели из свежего сена и, опустившись рядом, провел ладонью по ее лицу. Капли дождя бились о железную крышу в такт ударам сердца Эсмеральды.
— Если ты не хочешь, — прерывистым голосом прошептал Билли, — обещаю, что не трону тебя и пальцем.
— Разве что одним пальцем… — неуверенно выговорила Эсмеральда, поражаясь своей смелости.
По лицу Билли пробежала легкая улыбка, и он шутливо отдал ей честь.
— Есть, мэм! Ваше желание для меня — закон.
Он провел пальцем по ее лбу, по горящим щекам, по тонкой переносице, пока она не почувствовала себя такой же размякшей, как Сэди, когда ее гладили по животу. И опять вспомнился Бартоломью. Ему она отдавала всю свою нерастраченную нежность, пока он был маленьким мальчиком. А потом долгие годы была лишена чьей-либо ласки и даже не подозревала, как истосковалась по ней…
Билли обвел подушечкой пальца контуры ее губ. Они затрепетали и инстинктивно раскрылись… Билли мучительно застонал. Он нагнулся и приник к ним в горячем, страстном поцелуе, от которого Эсмеральда потеряла чувство реальности и не заметила, как ловкие пальцы Билли развязали ленточки на воротничке ночной рубашки.
Почувствовав на обнаженном плече его горячее дыхание, она испугалась и попыталась сесть.
— Билли!
— M-м? — пробормотал он, нежно поглаживая чувствительную кожу.
Эсмеральда понимала, что именно она установила правила этой игры, в которой Билли оказался таким искусным знатоком. Сжав руками его голову, она заглянула Билли в глаза.
— Обещай, что не будешь мошенничать!
— У меня правило — никогда не мошенничать во время игры в карты.
— Но мы играем не в карты!
Он хитро подмигнул ей.
— Тебе остается только рискнуть, верно?
Эсмеральда всегда презирала любителей азартных игр, но что-то подсказывало ей, что если она не рискнет, то будет жалеть об этом всю жизнь. Давным-давно она смирилась со своим одиночеством, но отказаться в эту ночь от Билли было выше ее сил. Она снова опустилась на постель из душистого сена и отдалась на милость этого сильного и ласкового мужчины. Он бережно стянул влажную рубашку с ее плеча…
Резкая вспышка молнии осветила обнаженную грудь девушки, и она смущенно поежилась.
— Это персики, ангел мой. Самые прелестные и свежие, какие только можно себе представить! — восхищенно прошептал Билли ей на ухо.
Груди, которые всегда казались ей маленькими и некрасивыми, под его рукой словно набухли и округлились. Билли мягко коснулся ее губ. Раз, еще раз, пока его палец нежно ласкал розовые соски. Он старался не торопиться, чтобы не напугать девушку, и, когда наконец коснулся губами соска, Эсмеральда вскрикнула, потрясенная незнакомым ощущением.
Поймав ее губы, Билли заглушил крик жарким поцелуем, продолжая пальцами ласкать грудь. Дрожь наслаждения охватила Эсмеральду, и она инстинктивно сжала колени, стараясь подавить острый взрыв желания. Казалось, он касался не сосков, а запретного и пульсирующего места.
Эсмеральда испытывала полное смятение, раздираемая жаждой чувственных ласк и стыдливым ужасом перед безнравственностью своего поведения. Но искусные уговоры Билли пробудили дремлющий в ней женский инстинкт, и он проснулся с неистовой силой. Она жадно впитывала острый запах его разгоряченного тела: упивалась вкусом его рта, слегка отдающего табаком; с трепетом вслушивалась в его хрипловатый от желания голос, поддаваясь его очарованию. Он нашептывал ей, как это будет невероятно восхитительно, если она позволит его губам бродить там же, где разрешено путешествовать баловню-пальцу.
Охваченная горячим томлением, Эсмеральда не вполне уяснила себе смысл мольбы Билли, пока он не проник под ее рубашку и не провел рукой по внутренней стороне судорожно сжимавшихся бедер. В то мгновение, когда он коснулся шелковистой поросли на бугорке, бедра безвольно расслабились, уступая ему дорогу.
Эсмеральда не слышала своих стонов.
— Ш-ш-ш, милая, — успокаивал он. — Не бойся, я не причиню тебе боли.
Но она стонала не от страха, а от неистового наслаждения. Сладостное и сильное, оно наполняло все ее существо.