18 
— Ему пора бы умереть, — заявила Карлотта, сложив губы трубочкой, будто дедушка был всего лишь пылью, которую она сдувала.
Мы были несколько ошарашены. Возможно, нам и приходило в голову, что жизнь старого Касвеллина является бременем для него и для окружающих, но пока эта жизнь теплилась в теле, она была священна. Так нас учили родители.
Карлотта почувствовала неладное. Все-таки в ней было что-то таинственное. Возможно, она действительно была ведьмой или просто-напросто хорошо разбиралась в людях, во всяком случае, она сообразила, о чем сейчас могут подумать ее бесхитростные собеседницы. Она воскликнула:
— Вы, конечно, предпочитаете не говорить о таких вещах, верно? Вы все делаете вид, что любите его, ведь он — ваш дедушка. Да как же можно любить такого ужасного старика? Он хотел выгнать нас. Неужели моя бабушка действительно была за ним замужем? Она такая красавица… Самая красивая из всех женщин, которых я знаю… и она вышла за него!
— В те времена и он, несомненно, был хорош собой. Карлотта задумалась.
— Высокий, сильный, властный… хозяин замка… да, возможно. Ну что ж, а теперь, как я сказала, ему пора умереть. Я привыкла говорить то, что думаю.
— Постарайся сдерживать себя, — посоветовала ей я.
— Меня это не волнует, маленькая двойняшка. Ты которая из двух? Как вообще люди различают вас? Вы, должно быть, любите подшутить над ними.
— Да, — ответила Берсаба, — бывает.
— Не думаю, чтобы мне понравилось, если бы кто-то был так похож на меня, заметила Карлотта. — Я люблю отличаться от других… быть ни на кого не похожей… быть уникальной.
— Мы не похожи друг на друга, — пояснила я, — характерами.
— Одна из вас святая, а другая — грешница, — предположила Карлотта.
— Может быть, и так, — согласилась Берсаба.
— Моя мама говорит, что нет людей совсем плохих или совершенно хороших. Так что не стоит различать нас таким образом, — прибавила я.
— Как ты любишь повторять слова своей матери! — высокомерно бросила Карлотта. — Не пора ли начать учиться жизни у самой жизни? Как ты думаешь, старик сейчас следит за нами?
— Возможно, — вмешалась Берсаба. — Иногда я замечала его у окна.
Карлотта повернулась и посмотрела на Морскую башню. Затем она сжала кулак и погрозила им.
Мы испугались, она рассмеялась.
— Давайте покатаемся верхом, — предложила она. — Я обожаю разглядывать пейзажи.
— Нам не разрешено ездить в одиночку, — возразила Розен.
— А мы и не поедем в одиночку. Нас пятеро.
— Мы девушки, и поэтому с нами должны ездить грумы.
— А что может с нами произойти?
— На нас могут напасть разбойники.
— Которые могут отнять у нас кошельки, — пояснила Гвенифер.
— Или сделать нечто похуже, — добавила Розен.
— Изнасиловать? — с какой-то странной усмешкой спросила Карлотта.
— Вероятно, именно этого и боятся наши родители.
— Мы можем обмануть их, — предложила Карлотта. — Давайте отправимся на прогулку без грумов.
— А если нас ограбят или… — начала Розен.
— Тогда мы обогатимся опытом, — ответила Карлотта. — Пошли, переоденемся для верховой езды.
— А у тебя есть во что переодеться? — поинтересовалась Розен.
— Дорогая моя кузина… мы ведь с тобой в родстве, поскольку твой дедушка был мужем моей бабушки, и слово «кузина» вполне подходит для определения такой степени родства… Так вот, дорогая кузина, позволь уверить тебя в том, что вьючные лошади доставили сюда вполне достаточное количество одежды, потому что моя мать заявила, что в замке Пейлинг не будет нужды одеваться по самой последней моде, тем более, что английские наряды не идут ни в какое сравнение с испанскими.
— Полагаю, при королевском дворе в Лондоне прекрасно одеваются, — мягко возразила Розен.
— Безвкусно, — парировала Карлотта. — Хотя по здешним понятиям, вероятно, можно и это назвать прекрасным. Но давайте же переодеваться, и вы сможете показать мне окрестности.
Когда мы вошли в комнату, чтобы переодеться, Берсаба сказала мне:
— Знаешь, Анжелет, она мне не нравится. Лучше бы она сюда не приезжала.
— Ты же ее не знаешь.
— Я уже достаточно узнала.
— Как можно узнать человека за такой короткий срок? Ты, видимо, вспоминаешь слова дедушки.
— Он прав. Она принесет несчастье… Обе они принесут нам несчастье.
18 
