ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Сверхчеловеческим усилием Эшли оторвалась от жара его рта и высвободилась. Она терла покрасневшие губы, словно хотела очиститься от его прикосновения.

— Но я могу сопротивляться этому, — выкрикнула она, убеждая скорее себя, чем его.

— Зачем бороться с собой? — мягко спросил Вито. — Ты хочешь меня. Я уверен, что ты хочешь меня сильнее, чем хотела любого другого мужчину. Поэтому ты и борешься со мной. Во мне… ты чувствуешь угрозу.

Эта уверенность-вывела ее из себя.

— В какой книге популярной психологии ты выудил такие сведения? — насмешливо спросила она. — Не считай, будто я не знаю, почему тебе хочется думать именно так. Весьма лестное для тебя объяснение.

— А разве я не прав? — Он безжалостно не отпускал ее взгляд. — Очень многие женщины хотели меня, cara. Быть желанным для меня вовсе не новость.

Ненависть молнией пронзила ее. Он говорил правду. У него было все. Власть. Богатство. Харизматическая привлекательность. И своего рода хранилище пылкой сексуальности, которая магнетически действовала на женщин. Ее никогда не удивляло, что она, потеряв голову, влюбилась в Вито. Но сила этого чувства вызывала в ней ужас. Ее шаткая безопасность основывалась на необходимости самой контролировать собственную жизнь. Инстинктивно она понимала, что, дай Вито волю, он полностью подчинит ее себе.

— Так что же выделяет меня из стада? — с наигранной обидой спросила Эшли.

— Твоя красота, твоя индивидуальность… и разные мелочи…

— Какие? — Эшли, будто защищаясь, обхватила себя руками.

— Способ, каким ты бросаешь мне вызов. — Слабая улыбка смягчила жесткую линию рта. — Способ, каким ты в любом споре намеренно принимаешь точку зрения, противоположную моей. Неважно, на самом деле ты так думаешь или нет. Ты вызываешь во мне любопытство. Ты словно коробочка с китайской головоломкой.

Коробочка, которую он хочет открыть. Головоломка, которую он хочет решить. Он напугал ее. Да, она чувствовала опасность. Он уже сдирал с нее слои, как и обещал.

Откинув назад голову, он изучающе смотрел на нее.

— К примеру, почему во время споров ты всегда прячешься за большими предметами мебели?

— Я не прячусь, — возразила она и только в этот момент осознала, что стоит с противоположной стороны кровати. Насколько возможно дальше от него.

— Ты и правда прячешься. Когда-то это выводило меня из себя. Но теперь я привык. Физически ты боишься меня, и четыре года назад я считал это невероятно оскорбительным, — признался он, медленно сокращая расстояние между ними. — Как ты можешь бояться меня, если я ни разу не поднял на тебя руку? Единственный вывод — был кто-то, кто поднимал?

Побелев, как снег, и вся дрожа, Эшли опустила ресницы, чтобы скрыть смятение, от которого вдруг глаза наполнились слезами. У нее не хватило сил шевельнуться, когда он обхватил ее своими могучими руками.

— Если доберусь до него, — прорычал Вито, — убью.

Сказать, чтобы с ней плохо обращались в детстве, Эшли не могла. Шлепки, встряски — не больше. Эшли часто говорила себе в утешение, что отец, человек крепкого телосложения, когда выходит из себя, сам не сознает своей силы. Но не случайная физическая боль страшила ее сильнее всего… Нет. Ее пугало понимание, что из всей семьи только она вызывает в нем такую реакцию. Он никогда пальцем не тронул мать или сестру с братом. И он всегда с отвращением говорил о мужчинах, которые используют физическую силу, чтобы подчинить более слабых.

Нет, Эшли больше всего мучило другое. Ее терзал вопрос: «Почему я?» И постепенно, выстраивая все замеченное в ряд, она начала понимать, что в глазах отца она была чужой. Потому и не могла вызывать к себе любовь, как Сьюзен или Тим. Отец любил их. Но не ее. Он с легкостью выгнал ее из дома…

— Кто это делал? — настаивал Вито.

Ресницы дрогнули.

— У тебя разыгралось воображение, — прошептала Эшли.

— Я мог бы так подумать, если б не увидел твое лицо. — Длинные пальцы ласково обводили нежный изгиб ее подбородка. — Кто? — повторил он.

Нда, сохрани она хоть каплю наивности, печально подумала Эшли, могла бы даже поверить, что его и вправду это беспокоит. Горячие слезы брызнули из глаз. Она не могла понять, почему его настойчивость заставляет ее плакать.

— Это… это было очень давно, — пролепетала она. — Оставь. Некоторые вещи должны оставаться секретом.

  39