очень нудно 
47 
– Наконец-то, – послышался негромкий радостный голос.
– Папа? – позвал Эдвард, гадая, что здесь делает его старик и как они вообще оказались в этом незнакомом месте.
Отец встал со стула и подошел к кровати.
– Ну как ты?
Эдвард попробовал улыбнуться, но губы почти не двигались. Отец замахал руками.
– Не разговаривай. Ты еще не отошел от наркоза. – Он вздохнул с облегчением и осторожно прикоснулся к плечу сына. – Видишь, как бывает, мой дорогой? Ты едва ли не всю жизнь тренировал мышцы и не боялся никого на свете, и вдруг такая беда! Подкараулили прямо на пороге! Напали целой стаей! Ни совести у них нет, ни жалости, ни элементарного понятия о чести!
– У кого? – спросил Эдвард, с трудом вспоминая мелькнувшего перед глазами бритоголового незнакомца со звериным оскалом.
– У этих подонков, – произнес отец, с трудом сдерживая гнев. Он снова легонько потрепал сына по плечу неповрежденной руки. – Ты об этом пока не задумывайся. Поправляйся – потом все узнаешь.
Эдвард услышал тихое всхлипывание и удивленно взглянул на отца. Привел с собой Линдси? А чего она хнычет? Отец посмотрел куда-то в сторону, и его лицо приняло сочувственно-любовное выражение, что совсем сбило Эдварда с толку.
– Иди взгляни на свое сокровище, – ласково пробормотал старик, протягивая руку. Послышались легкие шажки, и вот перед глазами Эдварда возникла…
– Мама!
Мать не могла говорить. Ее губы дрожали, лицо было красное и жалкое, из глаз текли слезы. Отец крепко обнял ее за плечи.
– Ну-ну. Посмотри, он жив и скоро поправится. Худшее позади. Можно сказать, нам повезло…
Эдвард смотрел на родителей в недоумении. Думать давалось с трудом, в голове будто стоял густой туман, но даже в таком состоянии было невозможно не заметить некие странности и в отце, и в матери… Точнее, несоответствия. Держались они несколько необычно, и, неизвестно почему, это сильно напоминало далекое-далекое детство.
– Он у нас молодчина, – ласково пробормотал отец, ненавязчиво и чуть несмело чмокая мать в висок. – Крепкий, сильный! Выкарабкается! Быстрее, чем можно ожидать.
Мать закивала, вытерла лицо смятым платком и улыбнулась, согревая Эдварду сердце. Отец прижался щекой к ее щеке и сообщил, краснея как мальчишка.
– Мы с мамой… снова вместе.
– Что? – переспросил Эдвард, не веря своим ушам.
– Она согласилась пустить меня назад, домой… – смущенно пояснил отец. – Простила.
Эдвард посмотрел на них, и ему вдруг показалось, что иначе и не могло быть. Что эти двое – самые дорогие в его жизни люди – должны были воссоединиться давным-давно и не терять понапрасну столько времени.
Самые дорогие? – прозвучало запоздалым эхом где-то в дальнем углу сознания. В душе шевельнулось странное чувство. Протест. Эдвард напряг память. Нет, существовал кто-то еще… кто стал дороже родителей и, наверное, собственной жизни. С недавних пор, но…
– Аврора… – прошептал он, приподнимая тяжелую голову и тут же снова роняя ее на подушку. – Где?
– Аврора? – Отец изумленно взглянул на окно. Сквозь жалюзи в палату лился свет золотистого летнего утра. – Заря прошла, мой дорогой…
– Нет же… – Эдвард облизнул пересохшие губы. – Аврора это…
– Девушка? – догадалась мать.
– Мы должны были… – Мысль Эдварда куда-то поплыла, спуталась с обрывками других впечатлений. Снова навалилась сонливость, но тревога и ощущение того, что нужно срочно что-то сделать, кого-то разыскать, не прошли. Перед глазами вдруг возник образ прекрасной женщины, и Эдвард стал мучительно вспоминать, где он ее видел. На картинке? В кино? Нет, ему вдруг отчетливо вспомнилось, что они связаны некими волшебными узами, и его охватило желание поскорее вырваться из когтей безумной слабости. Но она и не думала его отпускать. – Я…
Тут почти бесшумно открылась дверь и прозвучал третий, незнакомый голос:
– Как наши дела?
– Проснулся, но очень слаб и как будто снова засыпает, – тихо и взволнованно пробормотал отец.
До Эдварда его слова доносились, будто из соседней комнаты, и с каждым мгновением все отдалялись.
– Сейчас вам надо уйти, – деловито распорядился голос. – Полагаю, все складывается как нельзя лучше. Пусть отдыхает. Я позвоню…
Последнее, что Эдвард увидел на грани между сном и реальностью, было лицо той же женщины, вновь нарисованное воображением. Их разделяла пара дюймов. Он заглянул в глубины ее карих глаз, заметил в них горящую ровным спокойным светом любовь и с легким сердцем погрузился в целительное забытье.
47 
