131 
«Что же мне делать? — спрашивала я себя. — Я не могу оставаться здесь. Я не останусь здесь. Я должна уехать. Я должна положить конец тайному ремеслу отца. Но как?»
Я могла бы сообщить о нем. Но кому? Я была совершенно неопытна в этих делах. Что, если я скажу Фенну? Я могла бы пойти к нему и рассказать, что случилось, и он прекратит это. Но отец Фенна в той могиле.
Я почувствовала себя неуверенно и одиноко. К кому мне еще пойти? У меня есть бабушка, я могла бы пойти к ней. Она мудрая женщина, она скажет, что мне делать. Потом я вспомнила ее, хрупкую, хворающую, и спросила себя, могу ли я возложить на нее такую ношу?
Но я должна найти выход. Я должна быть уверена, что светильники всегда будут посылать свои лучи на море. Пусть огонь гасят, но я буду следить за тем, чтобы они загорались снова. По крайней мере, это я могу сделать. Я уже спасла однажды корабль и сделаю это снова.
Конечно, они все узнают. Что они сделают со мной? Что сделает отец? Он жестокий человек, и, если он может утопить сотни людей ради груза, которые они везут, на что он еще способен? «Убита. Октябрь 1590». Перед глазами у меня стоял камень на маминой могиле. В волнении и ужасе я продолжила чтение.
Мать боялась, она что-то подозревала. Ей было спокойно в моем присутствии, но меня не было рядом в ту ночь, когда она умерла.
Я много узнала из дневника, но не совсем то, что собиралась узнать. Как умерла моя мать? Но в свете того, что я теперь знала, я была убеждена, что ее убили.
То, что я теперь знала, трудно было скрыть. Сенара что-то заметила.
— Что случилось? — спросила она. — Я вижу, что-то случилось.
Я покачала головой.
— Я вижу, — настаивала она. — Я уже два раза обратилась к тебе, а ты не отвечаешь. Ты о чем-то мечтаешь все время, или тебя что-то тревожит, Тамсин? В чем дело?
— Тебе кажется, — ответила я. Но она не поверила мне и не собиралась этого так оставлять:
— По-моему, ты что-то узнала. Что? Почему Фенн не приходит к тебе?
— Этого я не хочу узнавать. Почему он должен приходить ко мне чаще, чем к кому-то другому?
— Потому что между вами были особенные отношения.
— Это тебе померещилось.
— Ладно, если это не Фенн, то что? Я знаю: ты нашла дневник, который искала.
Я вздрогнула и, очевидно, выдала себя.
— Итак, ты его нашла! — заявила Сенара.
— Дневник по-прежнему в своем тайнике. И это была правда: я положила бумаги обратно в сандаловый ящик. Я буду держать их на старом месте, чтобы никто не заметил, что что-то изменилось: это самый безопасный способ.
— Думаю, что ты видела его, — сказала Сенара. — Ты прочла какие-то разоблачения, и они привели тебя в состояние такой задумчивости. Ты не умеешь хранить тайны, Тамсин, и никогда не умела.
— Ты бы удивилась, если бы узнала, какие тайны я могу хранить.
— Если ты нашла эти бумаги и не покажешь их мне, я никогда не прощу тебя.
— Я проживу и без твоего прощения.
— Ты меня с ума сведешь, но ты нашла их, я знаю. Я буду преследовать тебя до тех пор, пока ты не скажешь мне, где они.
Тут в комнату вошла Мэри. Хотела бы я знать, что из нашего разговора она слышала? Удивительно, до чего трудно хранить тайны в доме, где много людей. Я понимала, что уже несколько человек знают, как и Сенара, что я нашла дневник матери.
*** В тот день я чувствовала себя неуютно. Я знала опасную тайну. В нее было вовлечено несколько человек — мой отец, отдававший приказы, люди из Морской башни, помогавшие ему в этом разрушительном деле, и моя мачеха, которая, возможно, была любовницей моего отца еще при жизни мамы и стала его женой через три месяца после маминой смерти.
Самая большая вина лежала на отце, и именно эта мысль ужасала меня. Я не могла пережить, что он, по-видимому, был убийцей матери: ведь именно у него была причина это сделать, хотя, зная о его «ремесле», она поначалу простила его. Меня удивляло, что она это сделала, но, возможно, я чего-то не понимала. Он был нужен ей, хотя я не могла понять, любила она его или нет: у меня не было достаточного опыта, я была слишком молода, слишком идеалистична. Я знала, что бабушка осуждала разбойные дела дедушки — он часто хвастался испанцами, которых убил, — но все же и она любила его, и, когда он умер, казалось, что ее жизнь остановилась. Как я могла понять сложные чувства между мужчинами и женщинами? Я испытывала некое чувство к Фенну Лэндору, но достаточно трезво оценивала его, чтобы понять, что я еще только на пороге настоящей любви. Он отверг меня, а возможно, что я полюбила бы его так же, как бабушка любила дедушку, а мать любила отца. Я не могла осуждать мать за то, что она старалась не замечать ужасные занятия отца: он был ее мужем, и она обещала повиноваться ему.
131 
