14 
Я думаю, если есть две сходные семьи, в которых есть молодые люди противоположного пола, обязательно должна возникать мысль о брачном союзе. Я знала, об этом думали и моя матушка, и родители Фенимора. Каждая мать хочет видеть своего сына или дочь женатым или замужней; будущие бабушки и дедушки жаждут иметь внуков. Я знала, что было на уме у моей матушки: ей нравился Фенимор и она с удовольствием приняла бы его как зятя. Я уверена, что Лэндоры оказали бы мне такой же теплый прием.
А Фенимор? Думал ли он об этом тоже? Вероятно, да, однако он не был импульсивным человеком и, наверное, желал, чтобы мы привыкли друг к другу и к идее супружества. Для него женитьба многое значила, и, конечно, он был прав.
В те первые дни в Тристан Прайори мне казалось, что однажды я стану его хозяйкой. Матушка Фенимора очень хотела поговорить со мной, и на второй день она пригласила меня в свою комнату. Она хотела показать мне гобелен, над которым работала. Его рисунок должен был изображать блестящую победу над Армадой, и она сама составила его.
— На эту работу уйдут годы, — сказала она. Холст был натянут на гигантскую раму, и на нем был нанесен рисунок, о котором она говорила. Очень красиво: маленькие корабли и большие испанские галеры, король Испании в своем угрюмом Эскориале, герцог Медины Сидония со своими кораблями. С другой стороны, наша королева в Тильбери, сэр Фрэнсис, играющий в шары на мысе, и битва — брандеры, вызвавшие такую панику, и разбитые галеры, уносимые в море.
— Но ведь это же работа всей жизни! — сказала я.
— Я начну ее… — сказала она, — а будущие члены моей семьи закончат ее!
Было такое чувство, будто она давала мне в руки иглу, чтобы я продолжила работу.
— Будет замечательно, когда она будет закончена!
— Надеюсь, что я увижу ее завершенной, — сказала она.
— Ну конечно, вы должны увидеть!
— Я уже отложила несколько сотен мотков шелка. — Она говорила о цветах нитей, которые будут на холсте: красный, багровый, золотой, черный для костюма короля Испании, багровый и золотой для нашей королевы.
— О, моя дорогая Линнет! Какое это было ужасное время! Надеюсь, больше не придется пережить такое! Я никогда не знала такого несчастья… кроме…
Она замолчала, закусив губу. Затем лицо ее просветлело.
— Но теперь все кончено! На море еще опасно, но испанцы не могут уже причинить нам вреда. Я всегда испытывала ужас перед ними… ужас, что они придут сюда! И, конечно, когда мужчины отплывали, я, бывало, запиралась в своей молельне, — она кивнула в сторону двери, — и там молилась, чтобы они вернулись живыми. Но ты ведь дочь моряка, ты знаешь!
Я думала об этом. Мне никогда не приходила в голову мысль, что мой отец может не вернуться: он был какой-то неуязвимый и всегда возвращался, хотя было время, когда дома его не было так долго, что казалось — это навсегда.
— Если бы я их потеряла, — продолжала она, — это было бы равносильно смерти. У меня никого не осталось бы… никого! После Мелани… — Ее лицо вдруг сморщилось, казалось, она приняла решение. — Пойдем со мной, — позвала она.
Я поднялась, и она пошла к двери, которую я уже заметила.
Я вошла вслед за ней в эту комнату. Было довольно темно, так как свет проникал через маленькое зарешеченное окно. Я заметила распятие, перед ним столик, на котором стояли подсвечники. Это было что-то вроде алтаря.
— Иногда я прихожу сюда, чтобы побыть одной и помолиться, — сказала она.
Тут я увидела картину на стене. Это была молодая девушка, думаю, лет пятнадцати. У нее были светлые волосы до плеч, голубые глаза. Она была очень похожа на Фенимора.
— Она красива, правда? — спросила мать Фенимора.
Я согласилась.
— Моя дочь, моя Мелани!
— Я не знала, что у вас есть дочь.
— У меня была дочь! Увы, она умерла! Она склонила голову, как бы не в силах дольше смотреть на это миловидное личико.
— Я велела перенести портрет сюда: не могла видеть его каждый раз, как проходила по галерее. Я хотела, чтобы он висел там, где я могла бы смотреть на него в одиночестве, где бы я могла поплакать над ним, если хотела, посмотреть и запомнить!
— Это было давно? — спросила я.
— Три года тому назад.
Я не знала, хотела она продолжать разговор или нет, поэтому хотела выразить соболезнование, не показавшись любопытной.
— Ее убили!
— Убили?
— Я не могу говорить об этом… Она была слишком молода для замужества, я должна была не допустить этого и… она умерла!
14 
