39 
Слава богу, мне пришел в голову ход с помолвкой! Это был ответ обтекаемый: никаких окончательных решений, проблема откладывается на потом. Но выиграть время — тоже большая удача в этой жизни.
Вернувшись в Токио, я о своей помолвке предусмотрительно никому не сказала.
В начале января 1990 года я начала работать в одной из семи гигантских компаний, которые держали в руках весь японский бизнес, а говоря точнее — подлинную власть над страной. Как и все служащие, я собиралась проработать там лет сорок.
В книге про страх и трепет я рассказала, почему еле-еле продержалась там год.
Это был ад, самый банальный и пошлый. Моя участь не отличалась радикальным образом от участи большинства японских служащих. Разве что ее усугубляло мое иностранное происхождение и редкая способность попадать в дурацкое положение.
По вечерам мы встречались с Ринри, и я описывала ему свой день. Ни один не обходился без порции унижений. Ринри, слушая меня, страдал еще больше, чем я сама, а потом просил прощения за свой народ.
Я уверяла его, что народ тут ни при чем. Внутри компании я встретила в высшей степени достойных союзников. По сути, мои мучения были делом рук одного-единственного человека, как часто бывает на работе. Конечно, эту женщину горячо поддерживали и начальники, и сослуживцы, но, поменяй она свое отношение ко мне, и моя судьба мгновенно изменилась бы.
Я вела двойную жизнь. Рабыня днем, невеста ночью. И меня бы это вполне устроило, не будь ночи такими короткими: мы ложились не раньше десяти вечера, а вставала я — уже тогда — в четыре часа утра, чтобы писать. Не говоря уж о некоторых ночах, которые я проводила в офисе, поскольку не успевала справиться с заданием.
Выходные проваливались в какую-то бездну, не оставляя воспоминаний. Я поздно поднималась, запихивала грязное белье в машину, садилась писать, потом вешала белье сушиться. Выжатая как лимон, я снова валилась в кровать с накопившейся за неделю усталостью. Ринри хотелось, как раньше, ездить со мной развлекаться, что-то смотреть. Но у меня не хватало сил. Максимум, на что я была способна, это сходить с ним в субботу вечером в кино. Иногда я там засыпала.
Ринри героически любил свою обескровленную невесту. Зато ее не любила я. На работе еще ладно, тут я хоть понимала себя. Но я совершенно не понимала живой труп, которым была вне стен компании.
В метро, по пути к месту пытки, я вспоминала свою предыдущую жизнь. Меня отделяло от нее всего несколько месяцев. Что же сталось с Заратустрой за такой короткий срок? Неужели и правда мои ноги вступали когда-то в схватку с японскими горами? Неужели это я, как мне помнится, танцевала с Фудзи на гребне холма? И столько смеялась вместе с этим веселым парнем, который теперь сидит и смотрит, как я сплю?
Если б я хоть могла утешить себя тем, что это просто тяжелая полоса! Но нет, судя по всему, таков общий удел и он станет моим на ближайшие сорок лет. Я поделилась этими размышлениями с Ринри, он тут же сказал:
— Брось работу! Будь моей женой. И конец всем твоим проблемам.
Звучало заманчиво. Навсегда распрощаться со своей мучительницей, жить, ни в чем не нуждаясь, и наслаждаться праздностью до конца своих дней, при единственном условии — делить жизнь с очаровательным молодым человеком. Кто стал бы колебаться?
Но я, не умея объяснить себе этого, ждала чего-то другого. Я сама не знала, чего именно, но отчетливо сознавала, что надеюсь и жду. Желание еще сильнее, когда неясен его предмет.
Понятной частью этой мечты было писательство, которое уже тогда поглощало меня едва ли не целиком. Конечно, я не строила иллюзий, будто меня когда-нибудь напечатают, и уж тем более, что на это можно будет прожить. Но мне безумно хотелось сделать попытку, хотя бы затем, чтобы не жалеть потом, что даже не попробовала.
До Японии я всерьез об этом не думала. Я слишком боялась унижений, неизбежно ожидавших меня в форме издательских писем с отказами.
Теперь унижениями меня было не испугать, при моей-то новой жизни.
Однако все это выглядело очень зыбко. Голос разума кричал, что я должна согласиться: «Ты не только будешь богата, ничего не делая, но и получишь лучшего из мужей. Где ты еще видела такого славного, доброго и интересного парня? У него нет недостатков, сплошные достоинства. Он любит тебя, да и ты наверняка любишь его больше, чем тебе кажется. Отказаться выйти за Ринри равносильно самоубийству».
39 
