40 
— Да все я понимаю, Кэй. Кого бы не прельстило такое предложение? Я рад за тебя, дорогая. — Уорд улыбнулся.
— Сал, — вздохнула Кэй, чувствуя, как наваливается на нее какая-то страшная усталость, — не надо, не надо так говорить. Вели же мне остаться. Скажи, что никуда меня не отпустишь.
Салливан долго — казалось, целую вечность — смотрел на нее, и Кэй, затаив дыхание, молилась, чтобы он произнес те слова, которые так жаждало услышать ее сердце. Но стояло оглушительное молчание. Они смотрели друг на друга, и мир на двоих, с таким трудом ими выстроенный, готов был вот-вот рухнуть.
— Нет, Кэй, не могу, — ответил наконец Салливан.
— Ну что ж, значит, так тому и быть. — В голосе Кэй прозвучали и гордость, и разочарование, и решительность, она даже попыталась весело улыбнуться, хотя губы ее предательски дрожали. — Заставить тебя я не могу, но вот что скажу напоследок: на сей раз ты сам во всем виноват. Если ты настолько горд и высокомерен, что не можешь попросить меня остаться, то мы оба в проигрыше, потому что в таком случае я отправляюсь в Нью-Йорк. Я буду работать там как лошадь и в конце концов сумею забыть о тебе. Ведь другого выбора ты мне не оставляешь.
Кэй увидела в его глазах такую невыразимую тоску, что на мгновение засомневалась в правильности сделанного выбора, но, решительно тряхнув головой, направилась к двери.
Салливан по-прежнему стоял на месте, застыв как изваяние. Он не мог поверить, что старая история повторилась снова. Только еще больнее, еще печальнее, еще обиднее…
Кэй вернулась в свой кабинет и, хлопнув изо всех сил дверью, прислонилась к стене. Ощущая какую-то странную вату в ушах и дрожь в коленях, она буквально упала на стул. Перед глазами у нее все еще стоял Салливан: молчит, рта не раскрывает.
И все-таки Кэй надеялась, что вот-вот распахнется дверь, ворвется Салливан, скажет, что все не так, что разлуки он не вынесет.
Но дверь оставалась закрытой. Прошел час. Шестьдесят минут боли, тоски, разочарования и в конце концов — смирения. Дрожь унялась. Сердце билось размереннее. Ее охватила бесконечная усталость.
Кэй оттолкнула стул, взяла из нижнего ящика стола сумку и, не обращая внимания на вопросительный взгляд Шерри, сидевшей в приемной, вышла на улицу.
Зимнее солнце клонилось к закату. Кэй сидела у себя в квартире и думала о последних семи днях, которые она жила в роскошных апартаментах Салливана.
За минувшую неделю Кэй узнала, что закат — любимое время Салливана. В этот час он неизменно выключал свет во всех комнатах и, обняв Кэй, устраивался вместе с ней на мягком ковре перед высоким окном.
Кэй вынула руки из карманов и, медленно опустившись у окна на колени, устремила взгляд на запад. Острая боль пронзила сердце, и Кэй безудержно расплакалась. Плечи ее вздрагивали от рыданий. Слезы приносили облегчение, и Кэй их не сдерживала.
Весь этот долгий одинокий вечер Кэй ожидала звонка Салливана и даже в полночь, уже ложась спать, все еще не теряла надежды.
Утром Салливан встретил ее в студии с холодной вежливостью. До начала передачи они общались друг с другом как чужие, хотя и вполне корректно. Передача отличалась, как обычно, высоким профессиональным уровнем. Они весело перебрасывались репликами, смеялись, без труда заставляя слушателей верить в то, что их любимцы пребывают в прекрасном настроении.
В десять утра, перед началом новостей, Салливан отодвинул микрофон и, не сказав напарнице ни слова, вышел из студии.
Кэй направилась прямиком к себе в кабинет и позвонила в Нью-Йорк. Положив трубку, она глубоко вздохнула и решительно направилась к Салливану. Постучав в дверь и услышав “войдите”, Кэй переступила порог и с ходу сказала:
— Мне нужно два свободных дня. Лучше всего понедельник и вторник. — В ожидании ответа Кэй смотрела на Салливана, скрестив руки на груди.
— Ну разумеется, Кэй, — с неожиданной легкостью согласился он, — какие проблемы! — Видишь ли, дело в том, что…
— Да не надо ничего объяснять. Ты же раньше никогда отгулов не брала, так что имеешь полное право. — И Салливан вернулся к своим бумагам.
— Спасибо. — Кэй безо всякой нужды откашлялась. — Да, и вот еще что. Нельзя ли к тебе зайти вечером и… словом мне нужно взять свои вещи.
— Разумеется. — Салливан даже головы не поднял.
Кэй никак не могла избавиться от какой-то глупой надежды на то, что Салливан оттает и попросит ее никуда не уезжать. А Кэй, задыхаясь от счастья, бросится к нему в объятия и торжественно пообещает быть рядом с любимым всегда-всегда.
40 
