29 
Как-то вечером Плектруда не смогла уклониться от семейного ужина и, заметив, что Клеманс провожает возмущенным взглядом каждый кусок, который она подносит ко рту, в конце концов негодующе воскликнула:
– Мама, да перестань же смотреть на меня! Ты что, никогда не видела, как люди едят?
– Я слежу за тобой ради твоего же блага, моя дорогая. Меня очень беспокоит твоя булимия!
– Булимия?
Плектруда пристально взглянула на отца, затем на сестер и бросила им:
– Вы боитесь вступиться за меня! Какие же вы трусы!
Отец робко возразил:
– Да нет же, меня ничуть не раздражает твой хороший аппетит.
– Трус! – презрительно ответила девушка. – Я ем гораздо меньше тебя.
Николь пожала плечами:
– Мне уже осточертели ваши препирательства!
– Большего я от тебя и не ждала, – сердито буркнула Плектруда.
Беатриса набрала побольше воздуха в грудь и выпалила:
– Слушай, мама, я тебя прошу, оставь мою сестру в покое!
– Ну, спасибо и на том, – сказала девушка.
Вот тут-то Клеманс и объявила со злорадной усмешкой:
– Нет, Беатриса, она тебе вовсе не сестра!
– Что это значит?
– Послушай, может, сейчас не время? – шепнул Дени.
Но Клеманс встала, принесла фотографию и бросила ее на стол.
– Смотрите! Вот Люсетта, моя сестра и родная мать Плектруды.
Пока она рассказывала Николь и Беатрисе всю эту историю, девушка жадно вглядывалась в хорошенькое личико покойной.
Сестры были в шоке.
– А я похожа на нее, – сказала Плектруда.
Она думала: «Моя мать покончила с собой в девятнадцать лет; наверно, такая же судьба ждет и меня. Сейчас мне шестнадцать. Осталось прожить еще три года и родить ребенка».
С того дня Плектруда начала смотреть на многочисленных молодых людей, которые увивались за ней, взглядом, не очень-то свойственным ее возрасту. При виде каждого такого воздыхателя у нее тотчас возникал вопрос: «Хотелось бы мне ребенка от него?»
Чаще всего ее внутренний голос говорил «нет»: и в самом деле трудно было представить себе, как можно иметь ребенка от кого-нибудь из этих хлыщей.
Педагог в театральной школе объявил, что Плектруда и один ее соученик будут играть сцену из «Лысой певицы». Текст настолько заинтриговал девушку, что она достала полное собрание пьес Ионеско и прочла их все. Это стало подлинным открытием: неожиданно она заразилась той лихорадочной жаждой чтения, что побуждает глотать книгу за книгой ночи напролет.
Она и раньше пыталась читать, но это ей быстро надоедало. Наверно, каждого человека ждет в бескрайней книжной вселенной одна-единственная книга, которая и превратит его в настоящего читателя – конечно, если судьба позволит им встретиться. Платон писал, что люди, некогда рассеченные богами надвое, с тех пор блуждают по свету в поисках своей половины, чтобы не оставаться ущербными до самой смерти; это столь же справедливо в отношении человека и книги.
«Ионеско – вот автор, который предназначен мне судьбой!» – решила девушка. Она буквально бредила им, познав то пьянящее счастье, какое дарит лишь встреча с любимой книгой.
Случается, что внезапно вспыхнувшая страсть к чтению заставляет глотать все подряд, но с Плектрудой этого не произошло: открывая другие книги, она всякий раз убеждалась, что они наводят на нее скуку. Тогда она решила не читать никаких других авторов и с гордостью подумала, что сохранит нерушимую верность любимому драматургу.
Однажды вечером Плектруда смотрела телевизор и тут она узнала о существовании Катрин Ренже. Слушая ее пение, она ощутила смешанное чувство благодарности и горечи: благодарности – оттого что нашла ее восхитительной, горечи – оттого что ей безумно захотелось научиться петь, тогда, как у нее не было ни средств, ни голоса, ни малейших понятий о вокале.
Будь она из тех девиц, которые, что ни день, загораются новыми идеями. это не затронуло бы ее так глубоко. Но, увы, Плектруда была иной. К семнадцати годам ее энтузиазм почти угас. Театральная школа не увлекала ее. Она отдала бы все на свете, чтобы снова начать танцевать, но врачи, отмечавшие несомненный прогресс в оздоровлении ее организма, единодушно отнимали надежду на возвращение в балет.
Пение Катрин Ренже так сильно потрясло девушку именно потому, что впервые заронило в ней мечту, не связаннго с танцем.
Но она быстро утешилась, вспомнив, что все равно умрет через два года, а ведь за это время нужно еще произвести на свет ребенка. «Мне некогда учиться петь», – думала она.
29 
