8 
– Ну что ж, значит, обойдемся без детского сада, – заключал Дени с веселым фатализмом подкаблучника.
Увы, приготовительного класса никак нельзя было избежать.
Когда в августе Дени собрался записывать Плектруду в школу, Клеманс запротестовала:
– Ей всего пять лет!
– В октябре будет шесть.
На сей раз он держался стойко. И первого сентября повез в школу не двоих, а всех троих детей.
Впрочем, младшая вовсе не отказывалась учиться. Наоборот, она очень гордилась тем, что надела школьный ранец. В результате у дверей школы разыгралась странная сцена: мать плакала, глядя вслед уходящей дочери.
Но Плектруда быстро разочаровалась. Уроки в школе совсем не походили на балетные занятия. Здесь нужно было не шевелясь сидеть за партой целыми часами. И слушать учительницу, которая говорила совершенно неинтересные вещи.
Потом была перемена. Плектруда устремилась во двор, чтобы попрыгать на воле, – ее бедные ножки затекли от долгой неподвижности.
Во дворе дети играли вместе: почти все они знали друг друга еще с детского сада. Они дружно болтали, и Плектруде захотелось узнать, о чем идет речь.
Она подошла и прислушалась. Шум стоял страшный, дети кричали все разом, так что невозможно было различить, кто о чем говорит: а наша учительница… а мои каникулы… а эта Магали… а твои заколки… дай мне «малабарку»!.. Магали – моя подружка… молчи, сама дура!.. уй-юй-юуууй!.. у тебя нет «малабарок»?… ну почему мы с Магали не в одном классе!.. отстань, мы с тобой больше не играем!.. вот скажу учительнице!.. эх ты, ябеда-корябеда!.. а нечего было толкаться!.. Магали меня любит больше, чем тебя… ну и дурацкие у тебя туфли!.. ой, кончааай!.. девчонки, хватит дурить!.. хорошо, что я не в твоем классе… а Магали [2]…
Плектруда в ужасе отошла подальше. Затем снова пришлось слушать учительницу. И то, что она рассказывала, опять было неинтересно, хотя и более связно, чем шумная болтовня одноклассников. В общем, урок еще можно было стерпеть, если бы не запрет двигаться. К счастью, в классе имелось окно.
– Ну-ка, скажи… я тебя спрашиваю!
Услышав в пятый раз «я тебя спрашиваю» и смешки детей, Плектруда поняла, что обращаются именно к ней, и обвела присутствующих испуганными глазами.
– Туго же до тебя доходит! – заметила учительница.
Дети с любопытством пялились на Плектруду, как на застигнутую врасплох преступницу. Это было ужасное ощущение. Маленькая танцовщица никак не могла понять, в чем она провинилась.
– Изволь смотреть на меня, а не в окно! – приказала учительница.
На это нечего было ответить, и она смолчала.
– Нужно сказать «Да, мадам»!
– Да, мадам.
– Как тебя зовут? – спросила учительница с таким видом, словно грозила: «Ты у меня станешь шелковой!»
– Плектруда.
– Как-как?
– Плектруда, – звонко повторила девочка.
Дети были еще слишком малы, чтобы оценить всю оригинальность этого имени. Зато учительница вытаращила глаза, сверилась с классным журналом.
Объявила:
– Ну, если ты вздумала привлечь к себе внимание, тебе это удалось.
Как будто Плектруда сама выбрала себе это имя.
Малышка подумала: «Ничего себе! Уж если здесь кто и хочет привлечь к себе внимание, так это она. Не зря же она злобствует, когда на нее не смотрят! Хочет, чтобы все ею любовались, а чем там любоваться-то!»
Однако учительница была главнее, и Плектруде пришлось покориться. Она уставилась на женщину своими огромными немигающими глазами. Той стало не по себе, но протестовать она не осмелилась, дабы не опровергнуть собственный приказ.
Но самое ужасное случилось во время обеда. Учеников привели в просторную столовую, где царили два весьма характерных запаха – детской рвоты и хлорки.
Детям полагалось рассаживаться по десять человек. Плектруда не знала, куда идти, и зажмурилась, чтобы избежать выбора. Толпа подхватила ее и вынесла к столу с незнакомыми соседями.
Подавальщицы стали разносить блюда с какой-то непонятной едой мутного цвета. Испуганная Плектруда никак не могла решиться положить себе эту странную снедь. Тогда ее обслужили, не спрашивая, и перед ней очутилась полная миска зеленоватой бурды, усеянной крошечными кусочками коричневого мяса.
Плектруда тоскливо спрашивала себя, за что ее постигла столь жестокая участь. До сих пор обед был для нее волшебным празднеством, где она сидела в мерцании свечей, надежно защищенная от внешнего мира красными бархатными портьерами, и где ее красивая мама в царственном одеянии под звуки неземной музыки подносила ей пирожные и кремы, которые даже не обязательно было есть.
8 
