очень нудно 
40 
На лице Жиля де Реца отразилось разочарование. Сделав шаг к Катрин, он схватил ее за локоть и слегка отстранил от себя, чтобы рассмотреть ее фигуру, и ему сразу бросилась в глаза слегка округлившаяся талия молодой женщины.
– Клянусь богом, это правда! – сказал он дрожащим голосом.
Однако тут же, сделав усилие, овладел собой и вновь широко улыбнулся.
– Ну что ж… я умею ждать! И от меня не ускользнут ни женщина, ни алмаз. Мне известно, что у вас нет при себе этого несравненного камня, но я знаю, что он по-прежнему принадлежит вам. Вы можете получить его, как только встретитесь с неким посланником… с этим монахом, которого совсем не страшат наши враги, так что он свободно ходит среди них, заглядывая иногда и в славный город Руан, не так ли?
Этот человек знал все! Катрин была в его власти, он сжимал ее в ладонях, словно цыпленка, только что вылупившегося из яйца. Но она меньше тревожилась за себя, чем за Арно, который попал в руки своего злейшего врага. Тремуйль может сделать с ним что угодно, и никто не спасет его в этом замке, доступ к которому преграждают воды Луары. Мужество изменило ей, и она рухнула в кресло, чувствуя, что может лишиться чувств. Неужели она найдет избавление только в смерти? Не было сил вести бессмысленную борьбу: словно путник, поднявшийся на вершину горы и увидевший перед собой другую гору, она брела, утратив последние надежды. Неужели это конец и ничего иного уже не будет до конца времен?
– К чему все это? – промолвила она, не замечая, что говорит вслух. – Какое это имеет значение? Возможно, Арно уже нет на этом свете…
– Если бы это зависело только от дражайшего Ла Тремуйля, – небрежно молвил Жиль, – с Арно и в самом деле было бы уже покончено. Но ведь наш Арно неотразимый красавец! И моя милая кузина Катрин всегда питала к нему необъяснимую слабость. Не тревожьтесь, дорогая моя, госпожа де Ла Тремуйль окружит его нежностью и заботой – не меньшей, а может быть, даже большей, чем это сделали бы вы. Вы же знаете, она без ума от Монсальви!
Этот последний удар, нанесенный с расчетливой жестокостью, сломил гордость Катрин. Вскрикнув от боли, она упала в объятия Сары, задыхаясь от рыданий. Она была ранена в самое сердце, и цыганка при виде страданий своей любимицы забыла о сдержанности.
– Прошу вас уйти, монсеньор! – бросила она резко. – Надеюсь, вы уже утолили свою злобу!
Пожав плечами, он направился к двери, но на пороге обернулся.
– Утолил злобу? – повторил он. – Я просто представил вещи в их истинном свете. В конце концов, что побуждает госпожу Катрин покинуть этот замок, где с ней будут обращаться как с королевой, ибо она вполне того заслуживает. Не вижу в этом никакой трагедии. Вы бы объяснили ей, милая, что умной женщине следует быть на стороне победителей. Как говорится, с волками жить… Наша партия сыграна… и мы сорвали куш. Ничто более не угрожает могуществу кузена, а также и моему!
– Ничто?
Сара внезапно разжала руки, и Катрин едва не рухнула на пол. Цыганка побледнела как смерть, глаза ее расширились, черты лица заострились. Вытянув вперед руку и пристально глядя на Жиля де Реца огромными неподвижными глазами, она двинулась вперед неверным шагом, настолько напоминая призрак, что маршал, нахмурившись, невольно попятился. Катрин перестала плакать и затаив дыхание смотрела на цыганку, ибо ей уже приходилось видеть эти странные припадки, когда Сара, словно вдохновленная свыше, предсказывала будущее, с которого будто срывала покров невидимая рука.
– Твое могущество покоится на глине и золе, Жиль де Рец, – заговорила цыганка без всякого выражения, как если бы повторяла за кем-то чужие слова. – Кровь вокруг тебя, много крови, она накатывает волнами, и ты скрываешься под ними с головой… Стоны, вопли ужаса и боли, разверстые рты, громогласно требующие отмщения, руки, взывающие к правосудию и справедливости. И настанет час справедливого суда… Я вижу большой город на берегу моря… огромная толпа… тройная виселица! Слышу звон колоколов и священные слова молитв… Ты будешь повешен, Жиль де Рец… а тело твое сожжено на костре!
Пророчица умолкла. Только тогда из груди сеньора де Реца вырвался испуганный крик, и знатный вельможа опрометью бросился вон из комнаты.
Всю ночь в замке продолжался праздничный пир. В большой зале веселились Жиль со своей родней и своими капитанами, а на кухне, в кордегардии и пристройках были накрыты столы для солдат, которым составили компанию разбитные служанки. Всюду раздавались радостные крики, смех, застольные песни, которых не могли заглушить даже мощные стены Шантосе. Пьяные голоса, звучавшие на лестницах и во дворе, достигали комнаты, где в бессильной тоске металась Катрин, тщетно пытаясь найти способ вырваться из своей тюрьмы. Она больше не плакала, но сердце у нее сжималось при мысли о том, что она угодила в эту западню по собственной воле.
40 
