очень нудно 
53 
– Хочу показать вам кое-что, – сказал он наконец, – выгляните-ка во двор…
Катрин уже закрыла внутренние ставни. На дворе давно стемнело, да и весь этот день – день Праздника всех святых[6] – был таким унылым и печальным! Когда она открывала окно, в комнату длинными желтыми языками вползал туман и заполнял ее запахом гнилой воды и прелой травы. Катрин не позволяли выходить даже в часовню, к мессе, и она целыми днями сидела, забившись в углу, как измученный продрогший зверек. Медленно она подошла к окну и распахнула ставни. Двор был освещен множеством факелов; огненные блики, пробившись сквозь ромбики в свинцовой оправе, заплясали на лице Катрин. Отворив окно, она выглянула вниз. Солдаты с факелами в руках стояли плотной цепью, и под их присмотром крестьяне стаскивали охапки дров и вязанки хвороста к деревянному столбу, выкрашенному в черный цвет. К столбу были прикреплены цепи. С криком ужаса Катрин, побледневшая как полотно, отпрянула от окна. Ее растерянный взгляд упал на насмешливое лицо сира де Силле.
– Именно так! Жиль решил, что завтра, в день поминовения мертвых, у нас будет еще один мертвец… мы развеем в дым вашу домашнюю колдунью…
– Это невозможно! – прошептала Катрин, обращаясь скорее к самой себе, чем к незваному гостю. – Это невозможно! Он не может так поступить!
– Еще как может! – грубо расхохотался Силле. – Ваша колдунья оказалась обыкновенной дурой. Будь она похитрее, так успела бы попросить защиты у демонов. Но вы, по крайней мере, будете утешены тем, что увидите все собственными глазами…
На столе стоял ужин, к которому Катрин почти не притронулась. Жиль де Силле, взяв с тарелки куропатку, проглотил ее с такой быстротой, словно съел маленькое яблочко, затем налил себе полный кубок вина и осушил его одним махом. Обтерев рот бархатным рукавом, он направился к двери, однако на пороге обернулся:
– Приятных сновидений, прекрасная дама! Жаль, что мой дражайший кузен запретил к вам притрагиваться. Я бы с удовольствием остался у вас на ночь!
Повернувшись к окну, откуда доносился шум зловещих приготовлений, Катрин стояла неподвижно, пока не услышала, как захлопнулась дверь за Жилем де Силле. Только тогда она упала на колени и закрыла лицо руками.
– Сара! – произнесла она, сотрясаясь от рыданий. – Бедная моя Сара!
Уже все затихло во дворе и исчезли блики от факелов, почти догорела свеча в железном черном подсвечнике, а Катрин по-прежнему стояла на коленях в позе, выражающей беспредельное отчаяние. Она тихо плакала, молилась и снова плакала, сама не зная, к кому теперь взывать, кого молить о пощаде, на кого надеяться. Ей казалось, что ее бросили в глубокий колодец – со стенами такими скользкими, что за них невозможно ухватиться. В колодце медленно прибывает вода, и она знает, что скоро ее покроет с головой, но помощи ждать не от кого…
Из окна тянуло холодом, ледяной воздух заполнил комнату, и только это вывело наконец Катрин из оцепенения. В комнате царила почти полная темнота. Она тяжело поднялась с колен, взяла новую свечу и зажгла ее от дотлевающего огарка. Затем закрыла окно. В камине огонь также догорал. Она принесла дров и положила на угли три небольших полена. Подобрала с пола кожаные мехи и стала раздувать пламя. Это были простые привычные движения, которых человек обычно не замечает, но сейчас они возвращали ее в счастливое прошлое, в те дни, когда она жила в доме на мосту Менял и в суконной лавке дяди Матье в Дижоне. Тогда она не была знатной дамой, и прихоть принца еще не вырвала ее из прежнего скромного состояния. Сидя на приступке у камина, обхватив колени руками, она смотрела, как разгорается огонь, как набирает силу, обволакивая ее своим теплым нежным дыханием.
Внезапно она отшатнулась и закрыла глаза. Веселое пламя вновь оживило кошмары! Ужасный огонь… всепожирающий и жестокий! Завтра у черного столба забьется в муках Сара, объятая пламенем, и душа ее отлетит в вечность. А она, Катрин, была здесь, в этой комнате, бессильная и жалкая. Что может сделать пленница, как не смириться перед лицом неумолимой судьбы? Внезапно она открыла глаза, охваченная величайшим изумлением. Внутри ее что-то шевельнулось, и она быстро приложила руки к животу. Ребенок! Сын Арно впервые заявил о своем существовании! Ее захлестнула волна нежности и счастья, и вдруг она почувствовала, что мужество возвращается к ней. Неужели она допустит, чтобы малыш появился на свет в этом проклятом замке? Чтобы жизнь ему дала несчастная пленница? Чтобы с первых своих дней он не был свободным человеком? На том берегу реки бродил в тумане Готье-нормандец, вглядываясь в черную громаду Шантосе. Она должна сделать еще одну попытку – пойти к Жилю, упасть к его ногам, молить, забыв о гордости, и любой ценой вырвать обещание пощадить Сару. В неудержимом порыве она бросилась к двери. Сначала надо привлечь внимание часового, добиться, чтобы он выпустил ее или хотя бы позвал Жиля де Реца… на худой конец, Силле. Она схватилась за ручку двери, чтобы потрясти ее, и, к великому ее удивлению, та отворилась сама собой без всякого скрипа. В коридоре было темно, и ничто не нарушало его тишины. Должно быть, в замке все спали.
53 
