очень нудно 
33 
Как ни старалась Катрин, ей никак не удавалось разглядеть старинную, в романском стиле часовню, в которой сберегалась почитаемая реликвия: ей мешал лес колышущихся знамен и пестрых вымпелов с дворянскими значками, расшитых шелком, расцветших, будто фантастические цветы, на концах копий фламандских сеньоров.
Из распахнутых дверей храма лились потоки музыки, грохотал орган, с полдюжины луженых фламандских глоток распевали псалмы. Что ж, приходилось довольствоваться этим пением.
Пока дядя с племянницей, пренебрегая теснотой и толчками, мужественно прокладывали себе дорогу, поблизости от них образовалась брешь: лучники растащили двух кумушек, сцепившихся из-за какого-то чепца, который будто бы одна дала поносить другой да так и не получила обратно. Этой брешью и воспользовался мэтр Матье, чтобы пробиться к ограде рынка и занять самую выгодную позицию, взобравшись на высокую, но достаточно объемистую тумбу. Возвысившись таким образом над толпой, он окинул взглядом площадь перед часовней и с удовлетворением понял, что процессия отсюда им будет отлично видна.
На той же тумбе, правда, уже стоял здоровенный детина, его физиономия со срезанным подбородком глядела на Матье не слишком приветливо, но, заметив прелестную девушку, детина сложил губы в слабое подобие улыбки и потеснился, давая им место.
Его платье из шафранного бархата, отделанное сероватой каймой и слегка расшитое серебром, можно было бы счесть изящным, если бы не отвратительный запах, исходивший от него и заставивший Катрин как можно дальше отодвинуться от соседа. Мэтр Матье, нечувствительный к таким мелочам, тут же завязал оживленную беседу с новым знакомцем. Выяснилось, что детина – скорняк из Гента и поставляет на немецкий рынок болгарские и русские меха. Речь его не отличалась приятностью выражений, а непрестанно направленный на Катрин упорный взгляд тем более был неприятен девушке, и она старалась держаться от соседа подальше. Впрочем, она тут же занялась разглядыванием пестрой толпы, запрудившей площадь. В крупном торговом городе всегда толчется множество самого разного люда, съехавшегося сюда по делам. Отделанные бесценными мехами, но вечно засаленные русские кафтаны соседствовали с платьями византийского шитья. Строгие, изысканные костюмы англичан – с одеждами из парчи и травчатого бархата венецианских и флорентийских купцов, выставляемая напоказ безвкусная пышность которых привлекала в основном взгляды воров, слетающихся на эти раззолоченные приманки как мухи на мед. То здесь, то там в толпе проплывала огромная, как тыква, чалма из желтого атласа. Любопытные взгляды провожали идущего турка.
В глубине площади бродячие артисты натянули канат, и худенький мальчик в ярко-красном трико невозмутимо прохаживался над головами, балансируя тонким шестом. «Вот откуда, должно быть, все видно!» – подумала Катрин, но ее размышления тут же прервал звонкий звук трубы, возвещавшей начало процессии. И сейчас же зазвонили все колокола Брюгге. Бой колоколов на ратуше был столь оглушителен, что смеющаяся, раскрасневшаяся девушка зажала уши, боясь оглохнуть.
– Теперь английской шерсти по дешевке не купишь, – сокрушенно качал головой Матье Готерен, – понаедут флорентийцы, скупят все втридорога, а потом сюда же и привозят свое сукно продавать, да по таким ценам… Конечно, материалы у них красивые, цвета яркие, но все-таки разве так можно? Ведь им и краски свои закрепить ничего не стоит: квасцы с толфских рудников – вот они, под рукой…
– Эка, – перекрыл его речь громкий голос собеседника, – да у нас, скорняков, забот не меньше. Вишь ты, в Новгороде нынче всем только дукаты венецианские подавай. Будто наше фламандское золото хуже!
– Тише вы, – шикнула на них Катрин. – Процессия подходит.
Мужчины замолкли. Приезжий из Гента, пользуясь тем, что девушка увлечена зрелищем, подобрался к ней поближе. Крахмальный бант чепца чуть не выколол ему глаз, но он вовремя увернулся и теперь, изогнув шею, смотрел на показавшуюся вдали процессию.
Процессия и впрямь была великолепна. Помощники бургомистра, представители всех гильдий, шли впереди, неся каждый свое знамя. В честь праздника их головы украшали венки из роз, фиалок или майорана. Подобный головной убор производил довольно странное впечатление в сочетании с полными, толстощекими лицами.
Опускаясь на колени прямо на мостовой, горожане кланялись приближающейся святыне, появление которой предваряло шествие монахов и юных девушек в белых одеждах.
33 
