очень нудно 
41 
– Пресвятая Дева Мария, да что же это?! – воскликнул он, оторопев от неожиданного зрелища.
– Разве вы не видите – рыцарь! Он, кажется, жив!..
Словно бы в ответ на ее слова рыцарь застонал. Из груди Катрин вырвался крик:
– Жив! Эй, Пьер, Птижан, Амьель! Скорее сюда!
Сбежались слуги. Втроем им в конце концов удалось сладить с тяжеленным железом и поднять раненого. Они вытащили его на обочину, и, пока Пьер разыскивал среди прочих пожитков коробочку с мазью, Амьель зажигал факел, поскольку в сгустившейся тьме ничего уже не было видно. Дождь кончился, но все настолько пропиталось влагой, что факел не хотел разгораться и только слабо тлел. Внезапный порыв ветра раздул его, взвившиеся языки пламени заиграли красными бликами на гладкой поверхности доспехов. Лежащий в траве темный рыцарь с белыми руками казался каменным надгробием. Мэтр Матье, забыв обо всех своих недугах, уселся прямо на мокрую землю и, положив голову латника к себе на колени, стал осторожно высвобождать ее от тесного шлема. Сделать это было не так-то просто: от падения шлем сильно прогнулся. Раненый беспрестанно стонал, и стоявшая рядом Катрин нетерпеливо подгоняла дядюшку:
– Ну скорее же, скорей! Не то он задохнется в этой железной клетке!
– Я стараюсь как могу, да вот не получается.
Забрало не поддавалось. Матье пыхтел все громче, но без всякого толку, наконец старый Пьер пришел к нему на помощь. Постаравшись не задеть лица рыцаря, он просунул в щель лезвие своего ножа, надавил на черенок, и вот со скрежетом забрало поднялось.
– Принесите факел! – скомандовала Катрин. Но как только пламя осветило лицо рыцаря с закрытыми глазами, девушка с криком отскочила, выронив мазь из рук.
– Нет, быть такого не может! – лепетали ее побелевшие губы.
– Да что с тобой? – спросил опешивший Матье. – Ты его знаешь?
Катрин подняла на него помутневший взор. От потрясения у нее перехватило горло, она не могла выговорить ни слова.
– Да!.. Нет!.. Не знаю! – выдавила она наконец.
– Ты что, сбрендила? Нашла время терять голову! Надо скорее снять с него латы, он весь в крови!
– Я не могу… сейчас не могу… Пьер, помогите дяде…
Старый слуга, с беспокойством смотревший то на девушку, то на рыцаря, поспешил к мэтру Матье. Катрин без сил опустилась подле них на насыпь, ее сложенные на коленях руки слегка дрожали. Невидящими расширенными глазами смотрела она на дядюшку и на Пьера, хлопотавших вокруг безжизненного тела, вокруг… вокруг Мишеля де Монсальви…
Перед озябшей, скорчившейся под тяжелой мокрой попоной Катрин проносились картины прошлого; мельчайшие подробности давних парижских событий, когда она была на волосок от гибели, обрели вдруг необычайную отчетливость. Гюйеннский особняк, раззолоченный потолок и Мишель, рвущийся из рук мясников. Другая картина: Мишель со связанными за спиной руками и гордо поднятой головой идет на виселицу среди алебардников и обезумевших от ярости горожан… Мишель сидит в полутемном погребе на мосту Менял и рассказывает о своей родной Оверни, а маленькая Катрин внимательно слушает, завороженная его ласковым голосом… Чтобы получше вспомнить времена детства, он прикрыл глаза, и его лицо Катрин увидела вот сейчас, только что, в железной раме шлема… Катрин всеми силами старалась не вспоминать дальнейшего, когда это прекрасное лицо будет разбито, окровавлено, затоптано в грязь… Но какое поразительное сходство! Желая удостовериться, что оно не привиделось ей во сне, Катрин склонилась над рыцарем. Нет! Она не ошиблась. Перед ней было бледное, неподвижное лицо Мишеля. Полупрозрачные веки с густыми ресницами скрывали его синие глаза. Со лба по щеке в уголок запекшегося рта стекала тонкая струйка крови. Вот он поморщился от боли.
– Мишель, – невольно шепнула Катрин, – скажите, что вы не Мишель… Ведь этого не может быть…
Это и правда был не Мишель. Но даже тогда, когда Матье и Пьер освободили его от шлема и вместо золотистых волос, столь памятных Катрин, по плечам рассыпались густые спутанные кудри чернее воронова крыла, девушка обомлела, увидев, что незнакомец и Мишель по-прежнему схожи. Правда, теперь было видно, что этот рыцарь красивее, красивее и жестче.
– Нельзя его здесь бросать, – проговорил Пьер, – вчетвером мы донесем его до харчевни. Пошли, а то и так до нитки промокли, да и наша барышня что-то совсем плоха… – добавил он, видя, что Катрин в полузабытьи, при этом дрожит от холода…
41 
