31 
Не теряя времени, Хилари принялась помогать матери на кухне. На старой плите шипели сковороды, наполняя воздух соблазнительными запахами. Хилари слушала, как мама рассказывает о братьях и их семейных делах, загоняя поглубже внутрь переполнявшее ее томление. То и дело она дотрагивалась пальцами до синих сапфиров, сверкавших в ее ушах, и перед ней вставал образ Брета. И отворачивалась, чтобы мама не заметила набегавших на глаза слез.
В рождественское утро Хилари проснулась только с солнцем и лениво потянулась в своей старой, еще детской кровати. Накануне она поздно легла и долго не могла заснуть. Всю ночь ворочалась и смотрела в темный потолок. Брет не выходил у нее из головы, как ни старалась она изгнать его оттуда. Его образ разрушал все преграды, как камень стекло. Она отчаянно, мучительно хотела оказаться рядом с ним.
Сейчас при утреннем свете Хилари снова устремила взгляд на потолок. «Ничего не поделаешь, — безнадежно осознала она. — Я люблю его. Люблю и… ненавижу за то, что он не отвечает мне такой же любовью. Да, его влечет ко мне, он и не делает из этого секрета, но желание — это не любовь. Как же это случилось? Куда пропала моя защита? Он такой высокомерный, — принялась перебирать Хилари его недостатки в надежде найти спасительную лазейку из своей тюрьмы. — Вспыльчивый, властный, чересчур самоуверенный. Почему же все это не имеет значения? Почему я не могу перестать о нем думать даже на пять минут? Сегодня же Рождество, — напомнила она себе и покрепче зажмурилась, борясь с навязчивым вторжением. — Не дам Брету Бардофу испортить мне этот день».
Она откинула одеяло, встала, надела шерстяной халат и вышла из спальни.
В доме утренняя тишина уже уступила место праздничной суете. Все собрались у наряженной елки, и в течение часа слышались радостные восклицания, шуршание упаковочной бумаги, звуки поцелуев. Позже Хилари выскользнула из дому в старой рабочей куртке отца. Под ботинками поскрипывал тонкий ледок. В воздухе чувствовался вкус зимы, тишина покрывала все вокруг своим мягким пологом. Отец был в амбаре, и Хилари машинально принялась привычными движениями помогать ему отмерять зерно, словно делала это только вчера.
— Все-таки фермерша еще жива в тебе, — шутливо сказал отец, и при этих словах Хилари остановилась и серьезно посмотрела на него:
— Кажется, да.
— Хилари, детка, — произнес он мягко, заметив выражение ее глаз, — что случилось?
— Сама не знаю. — Она тяжело вздохнула. — Иногда Нью-Йорк кажется мне таким тесным. Возникает чувство, что ты заперта.
— Мы думали, ты там счастлива.
— Я счастлива… была… и есть, — поправилась она и улыбнулась. — Это очень оживленное, беспокойное место, где каких только людей не встретишь. — Она словно наяву увидела перед собой пронзительные серые глаза и лицо с решительными чертами… — Но иногда мне так не хватает тишины, спокойствия, искренности. Такая вот я глупая. — Она покачала головой и зачерпнула новую порцию зерна. — В последнее время я что-то часто скучала по дому. Я как раз закончила один очень интересный проект, но он отнял слишком много сил. — Не проект, а человек, подумала она.
— Хилари, если ты несчастна, если тебя что-то гнетет, я хотел бы тебе помочь.
На мгновение ей захотелось прижаться к отцовскому плечу и выплакать все свои сомнения и разочарования. Но к чему обременять отца своими заботами? Что он сможет поделать с тем, что дочка полюбила человека, который видит в ней лишь временное развлечение, изделие массового спроса, способное повысить популярность журнала? Разве возможно объяснить, что несчастна она оттого, что ее любимый без особого труда завладел ее сердцем и разбил его, даже не подозревая об этом? Все эти мысли промелькнули в ее уме, и Хилари покачала головой и снова улыбнулась:
— Все это пустяки. Наверное, я просто переутомилась. Пойду-ка покормлю цыплят.
Вскоре пришли гости, в доме зазвучали веселые голоса, детский смех. Привычные дела и любовь родных помогли заполнить мучительную внутреннюю пустоту.
Когда праздник отшумел и в комнатах осталось лишь эхо, Хилари долго сидела в гостиной одна, медля перед тем, как подняться в спальню. Она свернулась в клубочек в кресле и смотрела на мерцающие огоньки елки, невольно гадая, как провел этот день Брет. Тихо отпраздновал его вдвоем с Чарленой? Или шумно и весело в загородном клубе? Но теперь он наверняка сидит у камина, а Чарлена, переодевшись в красивый новый пеньюар, уютно устроилась у него на коленях?
31 
