103 
17 сентября Хвостова приняла царица, нашла, что он «удивительно умен», «производит прекрасное впечатление», остановит нападки «на нашего Друга» — мажорный тон писем царицы 17 и 18 сентября сбивается только в двух местах: печально, что в Государственный Совет избран Гучков и что глуп искренне преданный Юсупов. 20 сентября Вырубова виделась с Белецким и нашла его «подходящим» на пост товарища министра, одновременно Андронников убеждал Горемыкина не противиться назначению А. Н. Хвостова министром. 23 сентября царь вернулся из ставки с намерением «разрубить гордиев узел». 24 сентября, получив от Вырубовой долгожданную телеграмму, Распутин выехал из Покровского. 26 сентября Щербатов и Самарин получили отставку.
Царь очень любезно принял А. Н. Хвостова, но оставил его в полном недоумении: тот ждал назначения министром, царь же сказал, что ждет с большим интересом его выступлений в Думе. Хвостов не знал, что у лукавого царя уже готово письмо к Горемыкину о его назначении управляющим министерства: оно последовало 27 сентября. Белецкий был назначен 28-го, и в тот же день в Петроград прибыл Распутин. Так что не прав Милюков, повторяя общее место тех лет, что Хвостов «был обязательный кандидат, поставленный Распутиным», — в лучшем случае можно сказать, что Распутин не возражал против его назначения.
Распутин не возражал, но еще отнюдь не одобрил эти назначения. Встреча его с членами триумвирата состоялась на другой день по приезде на обеде у Андронникова. Начал он с упреков Андронникову, что тот провел всю комбинацию в его отсутствие, Хвостову напомнил нелюбезную встречу в Нижнем Новгороде, а Белецкому слежку за ним. Те, как могли, оправдывались — Белецкий, в частности, тем, что при нем не было по крайней мере покушений на Распутина, — и уверяли его, что «на первых порах нашего вступления в должность и его советы и поддержка во дворце сразу нас поставят на правильный путь и охранят от ошибок». А расчувствовавшийся Хвостов так даже руку Распутину поцеловал.
Распутин был не совсем доволен и ролью Вырубовой, посредничавшей между «триумвиратом» и царицей. По поводу обеда Хвостова и Белецкого у Вырубовой царица писала мужу, что «наш Друг» желает, чтобы она жила исключительно интересами царской семьи, но «похоже, что она хочет играть роль в политике. Она так горда и самоуверенна и недостаточно осторожна». Вырубова получила от Хвостова и Белецкого деньги на свой госпиталь — а через Белецкого наводила некоторые полицейские справки.
Между Хвостовым, Белецким и Андронниковым было заранее обговорено, что Андронников будет посредником в случае каких-либо просьб Распутина, будет склонять его к тем или иным действиям в Царском Селе и через Андронникова Белецкий будет выдавать Распутину 1 500 рублей в месяц из сумм Департамента полиции, не считая экстраординарных расходов. Этот полицейский план, явно переоценивший роль денег для Распутина, оказался несостоятельным. Распутин, пишет Белецкий, «была колоссальная фигура, чувствовавшая уже и понимавшая свое значение, что и сказалось на первых же порах». Деньги он принимал спокойно, не разворачивая даже конверта проверить, но посредничество Андронникова отверг и, как только ему было нужно, обращался к Белецкому или Хвостову.
Белецкий более всего нервничал, что жена узнает о его дружбе с Распутиным, у Хвостова же с ним установились отношения «Алешки» с «Гришкой», вместе они кутили в «Вилле Родэ», ездили к цыганам — прошел даже слух, что Распутин сделал Хвостова министром за то, что тот хорошо подтянул хору басом. Но если Хвостов рассчитывал, что это лучший путь «войти в друзья» и «вертеть Гришкой» в Царском Селе, то скоро понял, что он ошибается, скорее эта необходимость личного контакта придавала ему с Белецким окраску «распутинцев» в глазах общества.
Между тем они задумали манипулировать «общественностью» так же, как Распутиным. Их программа сводилась к централизации беженского и продовольственного вопросов в Министерстве внутренних дел (для улучшения снабжения предполагались ревизии железных дорог и открытие с помощью полиции рабочими кооперативами лавок — смягченный вариант зубатовщины); формированию из разрозненных групп в Думе «единой правой» в поддержку правительства; борьбе с «немецким засильем» в банках и, наконец, негласному использованию прессы путем реорганизации Осведомительного бюро и покупки ряда газет. Во главе бюро — прообраза Министерства пропаганды — был поставлен И. Я. Гурлянд, сын одесского раввина, некогда привлеченный Столыпиным руководить официозом «Россия» для пропаганды русского национализма. При попытке приобрести акции популярного «Нового времени» выяснилось, что значительная их часть уже скуплена Дмитрием Рубинштейном, чтобы изменить антисемитское направление газеты. Акции эти он правительству уступил.
103 
