11 
Иногда из паломничеств он возвращался с двумя-тремя странницами, а постепенно вокруг него сложился кружок почитателей из односельчан — Николая Распопова, Николая Распутина, Ильи Арапова, Екатерины и Авдотьи Печеркиных; число «братьев» с годами особенно не увеличивалось, число же «сестер» росло.
"Раньше братья выпивали и песни мирские пели, а как уверовали в Григория, все бросили. Живут трезво, мирно, скромно, замечательно трудолюбивы и с помощью Григория построили себе новые хорошие домики… Все «сестры»… девицы, дочери зажиточных родителей. Намеревались они для спасения души в монастырь идти, да остановились у Григория, тут и «спасаются».
Работают по полевому и домашнему хозяйству, ведут себя скромно и тихо, платочки на голове навязывают, точно монашенки, низко кланяются, неукоснительно посещают службы церковные и обращаются с посторонними смиренно, по-монастырски. Слушаются они Григория и подчиняются ему беспрекословно, с благоговением и, видимо, с большой охотой… Живут они у Григория с согласия родителей", — пишет Сенин, но тут же замечает, что выглядят они «бледными, испитыми, а приходят для спасения свежими, цветущими», и рассказывает о двух девицах Дубровиных, которые, по словам односельчан, умерли из-за «издевательств Григория». Прочитав это, Распутин раздраженно заметил: «Видишь… Теперь я уже убийца… А бедненькие скончались от чахотки… От болезни… Она ведь приходит без спроса».
«Несть пророка в своем отечестве», да и слава о буйных похождениях Григория была еще свежа, чтобы большинство односельчан приняло его всерьез, над его чудачествами смеялись и за глаза называли «святой» или «Гришка». По селу поползли слухи, поддерживаемые местными батюшками, что перед каждым сборищем у Распутина сестры Печеркины моют его в бане, переносят затем в дом, где все поют духовные стихи и пляшут — но проверить это не удавалось. Катя и Дуня Печеркины оставались при Распутине до последних дней его жизни. Когда в 1910 году газеты писали, что у него гарем из двенадцати красивых девушек, рассказывает Г.Л.Сазонов, один газетчик «поехал сам на Покровское, чтобы своими глазами увидеть и описать гарем… Оказалось, в доме Григория издавна проживали две девицы, его родственницы… Означенные девицы ради Бога умоляли разрешить им приехать в Петербург, дабы подвергнуться какому угодно медицинскому освидетельствованию, т. е. они девственницы».
Сенин, относящийся к Распутину скорее критически, в 1907 году был у него на одном подобном сборище: «Все чинно расселись по местам, и началось пение. „Братья“ и „сестры“ под руководством Григория начали: „Спит Сион и дремлет злоба, спит во гробе Царь Царей“. Выходило стройно, гармонично и красиво… Создавалась таинственно-благоговейная атмосфера, точно в храме… Тонкие женские голоса печально и нежно переливались, им глухо и грустно аккомпанировали басы. Мирное, спокойное настроение создавалось в душе, и становилось жаль чего-то, жаль до бесконечности…»
Глава II
ВЕСЕЛИЕ ВО ГОСПОДЕ
Подчинение Константинопольскому патриарху и веротерпимость татар позволили русской православной церкви в годы татарского владычества (XIII-ХIV века) играть независимую от светской власти роль. Флорентийская уния и захват турками Константинополя прервали связь с греками, хотя поставить русского патриарха удалось лишь сто лет спустя. После распада Золотой Орды и Византии московские князья стали смотреть на себя как на фактических преемников татарских ханов и формальных — византийских императоров. Процесс «обрусения» церкви и «огосударствления» России изменил отношения между церковью и государством.
К началу XVI века два течения боролись внутри церкви — «иосифлян», во главе с игуменом Волоцкого монастыря Иосифом Саниным, и «нестяжателей», во главе со старцем Нилом Сорским. Поддерживать государство и пользоваться его поддержкой — такова была цель «иосифлян»; «нестяжатели» считали, что князьям нечего советоваться с умершими для мира иноками, но и пастыри не должны «страшиться власти». «Иосифляне» настаивали на казни еретиков; «нестяжатели» говорили, что церкви подобает действовать лишь убеждением и молитвой. «Иосифляне» видели «благочестие» в пышной утвари, стройном пении, преданности «букве» — «всем страстям мати мнения»; «нестяжатели» стремились к внутреннему устроению души, духовному деланию, не чужды были и «мнению», т. е. критическому подходу к Писанию. «Иосифляне» полагали силу церкви в богатстве монастырей; «нестяжатели» считали, что имущество следует раздавать нищим.
11 
