17 
– Я лучше на улице буду жить! Энтони рассмеялся.
– А как насчет того, чтобы загреметь в каталажку? – вкрадчиво осведомился он.
– Вас привлекает подобная перспектива?
Диана швырнула салфетку на стол и, привычно вздернув подбородок, гордо направилась к выходу.
– Все в порядке, – пробормотал Энтони, бросил на столик солидную пачку банкнот и вышел следом за ней.
Он увидел ее сразу же. Она шла по улице быстрым шагом. Энтони сел в машину и поехал за ней. Поравнявшись с девушкой, он остановился и вышел из машины.
Диана резко обернулась к нему, рассерженно сбросив его руку со своего плеча.
– Оставьте меня!
Энтони тихонечко засмеялся, обнял ее и привлек к себе, не обращая внимания на ее отчаянные попытки вырваться.
– Отпустите меня, или я закричу!
– Кричи, милочка, кричи. Быть может, подъедет полиция. – Он склонился над нею, так что губы его были теперь буквально в миллиметре от ее губ.
– И ты тогда сможешь выбрать, где тебе будет лучше – с ними или со мной.
– Я убью тебя, негодяй. Ну помогите же мне… я…
Но тут Энтони прижался губами к ее губам – настойчиво, жадно. Она била его кулаками в грудь, но ничего не могло его остановить. Он продолжал целовать ее. Вот он разжал языком ее рот, вот его язык уже ласкает ее небо… и вот, наконец, она сделала то, чего он хотел от нее, чего хотела она сама… Ее губы раскрылись навстречу его губам.
Энтони еще крепче прижал ее к себе. Диана чувствовала, как колотится его сердце. Затем его руки скользнули вниз по ее спине. Подхватив девушку под ягодицы, Энтони приподнял ее так, чтобы она могла ощутить его напрягшуюся мужскую плоть.
А потом он ее отпустил.
Диана открыла глаза. Впечатление было такое, что она неожиданно пробудилась после глубокого сна.
– Вот видите, моя дорогая, – сказал он спокойно, – если бы я захотел, я бы вас получил.
Он бесстрастно смотрел на Диану, сложив руки на груди.
– Но я вас не хочу.
Он увидел, как изменилось выражение ее лица. В ее глазах промелькнуло смущение и еще что-то – растерянное и ранимое. На секунду Энтони заколебался, но тут же напомнил себе, кто он теперь и кем был когда-то, и лицо его вновь посуровело.
– Ты когда-нибудь зарабатывала себе на жизнь? Я имею в виду, своим трудом? Впрочем, неважно: мы оба знаем ответ.
Она в недоумении уставилась на него.
– К чему вы клоните?
– Я нанимаю вас на работу. Сроком на неделю. Потом я договорюсь, и вам сделают новый паспорт, так что вы сможете беспрепятственно выехать куда вам будет угодно. И заплачу я вам достаточно. Вы поедете дальше с тем же комфортом, к которому привыкли.
– Вы меня нанимаете? – озадаченно переспросила она.
– То есть вы мне даете работу? Но… что я буду делать?
– Хороший вопрос. На что действительно может сгодиться такая женщина, как вы? – он неопределенно пожал плечами.
– Пожалуй, я определю вас к своей экономке. Пусть Ева посмотрит, что вы вообще умеете. А там уже даст вам работу соответственно вашим умениям и навыкам.
Диана нервно рассмеялась.
– Вы шутите, правда? Энтони тут же посерьезнел.
– Нет, не шучу. Так что решайте: вы летите со мной на Амальтею или я отвожу вас в ближайший полицейский участок, где вам предстоит объясняться с властями, и еще неизвестно, удастся вам их убедить или нет?
Она долго, почти минуту, смотрела на него. Сейчас она думала лишь об одном: как же она ненавидит его! Больше всего ей хотелось плюнуть в это надменное лицо, выцарапать эти холодные голубые глаза…
– Ну и что вы решили?
– Я прини… вынуждена принять ваши условия.
Ее голос дрожал от ярости.
– Но я вам обещаю, мистер Родригес, когда-нибудь вы мне за это ответите.
Она с гордым видом прошествовала мимо него и уселась в машину.
5
Диана вовсе не поразилась, когда узнала, что Энтони Кабрера Родригес владеет небольшим самолетом, который к тому же он водит сам.
Сидя в крошечной кабинке и глядя на городские огни, оставшиеся далеко внизу, Диана устало подумала, что теперь ее, наверное, ничто не удивит.
После такого денечка!
С тех пор как она вышла, счастливая, из своей каюты в предвкушении приятного дня, прошло уже двенадцать часов. А сейчас этот тиран увозит ее неизвестно куда. Хорошенькая получилась экскурсия!
Она злилась на Энтони, но больше всего – сама на себя. Разве она для себя не решила, что больше уже никогда не позволит мужчинам управлять своей жизнью?!
17 
