1

В 1857 году, в двадцатую годовщину присвоения городского статуса, Чикаго мог гордиться почти 15 тысячами фирм; дюжиной банков; одиннадцатью железнодорожными терминалами и семнадцатью железнодорожными ветками, по которым ежедневно курсировало более сотни поездов; полутора миллионами тонн грузов, отправляемых и принимаемых ежегодно в местном порту, и двухмиллионным доходом от экспортно-импортных операций; шестьюдесятью гостиницами, из которых не менее десятка не уступали самым классным отелям Восточного побережья; сорока газетами и журналами; полудюжиной театров; огромным числом баров, которых вполне хватило бы на пять обычных городов такого же размера; восемьюдесятью танцевальными залами, где «оркестры играли с ночи до утра, а пары вальсировали без перерыва»; и, наконец, населением в 93 тысячи жителей – это был крупнейший город на всем северо-западе и столица огромного региона, который по своей территории превышал суммарную площадь первых тринадцати штатов, когда-то объединившихся в США. «Первые два десятилетия истории города Чикаго, – писал Андреас, – продемонстрировали самые невероятные темпы развития, когда-либо отмеченные в жизни человеческих общин или объединений за всю историю развития человечества».

Но помимо этих выдающихся достижений, в приходно-расходной книге истории Чикаго имелось множество записей, сделанных черными чернилами. И без того быстрый рост преступности всех видов к концу 1857 года усугубила волна финансовой паники, которая прошла по всей стране и сопровождалась сворачиванием деловой активности и массовой безработицей. Вооруженные грабежи, перестрелки, поножовщина, уличный бандитизм, воровство и просто хулиганство стали привычным явлением. Многие из таких преступлений совершали подростки и люди, бывшие в свое время добропорядочными гражданами, а теперь, «движимые единственным желанием прокормить свои семьи, превратились в грабителей, разбойников и воров». Одну из таких банд в составе 27 головорезов, вооруженных пистолетами, ножами и дубинками, возглавлял восемнадцатилетний парень, который хладнокровно признавался в полицейском участке в сотне ограблений, совершенных его подручными. Местом встреч эта банда выбрала таверну «Лимерик-Хаус» в районе портовых складов на южном побережье озера Мичиган, пользовавшуюся крайне дурной репутацией и хозяином которой был Джерри Шайн, тоже «весьма одиозная личность». Другой шайкой юных воров и карманников руководил бандит по кличке Иоанн Креститель, одевавшийся как священник – во всех черное и с красным платком вокруг шеи, но без рубашки. Его карманы всегда были набиты церковными брошюрами, которые он любил оставлять на месте преступления.

Ежедневные газеты непрерывно сообщали о преступлениях как этих, так и других банд, истерически пугая читателей, что грядут более страшные события. «Люди были буквально парализованы всеобщей паникой, – писал Джон Дж. Флинн, – и просто с наступлением темноты не выходили из дома... Человеческая жизнь и собственность находились в постоянной опасности со стороны криминальных элементов и просто бродяг». Подсчитав, что всего за одну неделю в городе было совершено 53 вооруженных ограбления, «Трибюн» объявила, что «вся власть в Чикаго перешла к преступникам», и призвала горожан назначить Аллана Пинкертона ответственным за очистку города от бандитов. Хотя в целом этот призыв остался без ответа, группа солидных бизнесменов действительно наняла Пинкертона, чтобы положить конец кощунственным набегам бандитов, которые постоянно устраивали зверские погромы на старом католическом кладбище в северной части города, грабя могилы и выкапывая тела для продажи студентам-медикам. Несколько недель кряду кладбище охраняли восемь оперативных сотрудников агентства во главе с Тимоти Вебстером, одним из самых знаменитых сыщиков команды Пинкертона.

Когда-то небольшое гнездо любителей азартных игр, где ранее царствовал знаменитый Джон Сиэрс, к 1857 году превратилось в большую и абсолютно неконтролируемую колонию, состоявшую из многочисленных притонов и ночлежек, основу которой составляли четыре громоздких полуразвалившихся здания. Через винные магазины можно было попасть в дешевые гостиничные номера и грязные пивнушки, в задних комнатах которых селились воры, бандиты, проститутки и жулики всех мастей. Сотни таких притонов появились и в грязных борделях на Уэллс-стрит. Большей частью это были копеечные трущобы исключительно для бомжей, но изредка встречались и более «приличные» номера по цене от пятидесяти центов до доллара, с коврами на полу, кушеткой в гостиной, красными светильниками и такого же цвета шторами на окнах. Самыми шикарными заведениями – которые, конечно, трудно сравнивать с современными апартаментами – считались «Зеленый дом» Джулии Девенпорт на Стейт-стрит и соседняя «Королева прерий», принадлежавшая Элеоноре Херрик, более известной как «мамаша Херрик», которая на протяжении целых тридцати лет была главной фигурой в квартале красных фонарей. «Королева прерий» была известна своим кабаре и эстрадными номерами; танцы продолжались всю ночь без выходных; раз в неделю показывали эротическое шоу; и ежемесячно проводились призовые бои боксеров без перчаток. Победитель получал два доллара и право провести ночь с одной из «воспитанниц» мамаши Херрик.

  23