очень нудно 
29 
При этих словах Дункан невольно оглянулся через плечо на ехавшую в одиночестве Эмбер.
Она заметила его взгляд и улыбнулась.
Дункан тоже улыбнулся в ответ, следя за ней со страстным томлением, которого не мог скрыть. Даже в это серое, дождливое утро она, казалось, притягивала к себе свет, становясь лучезарной сущностью, которая согревала вокруг всех и вся.
Он жалел, что не волен ехать рядом с Эмбер, чтобы ногой изредка касаться ее ноги. Он любил наблюдать, как ее щеки заливает румянец от его прикосновения, слышать, как учащается ее дыхание, и ощущать скрытое пробуждение ее чувственности.
— Нет, — сказал Дункан, вновь повернувшись к Эрику, — безбрачие не по мне. Ни сейчас, ни потом.
— Даже не помышляй об этом, — ледяным тоном произнес Эрик.
— Не помышлять о чем, милорд? — спросил Дункан.
— О том, чтобы соблазнить Эмбер.
— Ни одну девицу невозможно соблазнить без ее разрешения.
— Эмбер зовется Неприкосновенной. Она абсолютно невинна. Она не будет иметь ни малейшего понятия о том, что нужно от нее мужчине, пока не будет уже слишком поздно.
Дункан засмеялся, чем привел Эрика в сильное возмущение.
— Ни одна нетронутая дева не может так пылко и чувственно отзываться на присутствие мужчины, — с усмешкой возразил Дункан.
Возмущение Эрика уступило место холодной ярости.
— Заруби себе на носу, Дункан Безымянный, — четко произнес Эрик. — Если ты соблазнишь Эмбер, то тебе придется встретиться со мной в поединке. И ты умрешь.
Несколько мгновений Дункан ничего не говорил. Потом он посмотрел на Эрика холодным, оценивающим взглядом человека, для которого сражения вовсе не были чем-то новым иди страшным.
— Не вынуждай меня схватиться с тобой, — сказал Дункан, — потому что я выйду победителем. Твоя смерть опечалила бы Эмбер, а у меня нет желания причинять ей горе.
— Тогда держи свои руки подальше от нее.
— Как будет угодно леди. Если она, как ты говоришь, неприкосновенна, то это будет не трудно. Она не попадется на приманку чувства.
— А ты ее не подбрасывай, — отрезал Эрик.
— А почему бы нет? Она уже давно переступила брачный возраст, однако все еще не обручена и не принадлежит никакому лорду. — Помолчав, Дункан добавил: — Или я ошибаюсь?
— Обручена? Нет.
— Она возлюбленная какого-то лорда?
— Я же сказал тебе, Эмбер неприкосновенна!
— Она твоя? — не отставал Дункан.
— Моя? Ты что, не слышал, что я сказал? Она…
— Неприкосновенная, — перебил Дункан. — Да. Это ты так говоришь.
Дункан нахмурился, пытаясь понять, почему Эрик так упорно твердит, что Эмбер — девственница, тогда как сам он ничуть не сомневался в противоположном.
— Ты бережешь Эмбер для себя? — после минутного молчания спросил Дункан.
— Нет.
— В это трудно поверить.
— Почему?
— Эмбер такая… необычная. Ни один увидевший ее мужчина не может не пожелать ее.
— Я могу, — резко сказал Эрик. — Я к Эмбер испытываю не больше плотского желания, чем испытывал бы к родной сестре.
От удивления Дункан не мог вымолвить ни слова и молча смотрел на Эрика.
— Мы вместе выросли, — пояснил, тот.
— Тогда почему ты против того, чтобы я прикасался к ней? Ты ее уже просватал? Или она чувствует тягу к монашеской жизни?
Эрик покачал головой.
— Постой, дай сообразить, правильно ли я понял, — осторожно проговорил Дункан. — Сам ты не собираешься добиваться Эмбер.
— Нет.
— И у тебя нет никаких планов относительно ее замужества.
— Никаких.
— И все же ты запрещаешь мне прикасаться к ней.
— Да.
— Это из-за того, что я не помню, кем — или чем — я был до того, как проснулся в хижине Эмбер? — спросил Дункан.
— Это из-за того, что Эмбер такая, какая есть. Запретная.
С этими словами Эрик пришпорил лошадь и поскакал вперед, догонять своих рыцарей. Он больше не заговаривал с Дунканом, пока они наконец не достигли цели и не поехали через окружавшие Морской Дом деревушки и покрытые стерней поля.
Когда всадники оказались внутри первого кольца частоколов, которыми был обнесен Морской Дом, Эрик повернул лошадь и махнул Эмбер и Дункану, чтобы те поднялись к нему на бугор, возвышавшийся над расположенными ниже земляными укреплениями. С этого места было ясно видно, что оборонительные сооружения Морского Дома перестраивались так, чтобы превратить его в настоящий укрепленный замок. Множество народу трудилось здесь в этот непогожий день — волокли на полозьях камни, тащили бревна, утрамбовывали землю между каменными стенами.
29 
