150 
Охваченный страстью Шон прикрыл затуманенные глаза. Его пальцы помедлили на спине Дэни, столкнувшись с полоской лифчика.
Прежде чем Дэни усцела возразить, пальцы Шона пробрались под жилет и шерстяной свитер, достигнув обнаженной кожи. Быстрым движением он справился с застежкой. Полоска ткани разделилась, высвободив ее грудь.
Дэни сгорала от желания повернуться к Шону, взять его руки, такие нежные, несмотря на мозоли, и прижать их к своей груди.
Безбрачие…
Дэни сердито закрыла глаза, заставляя себя задуматься о чем-нибудь другом. О чем угодно. Она не желала подвергать Шона еще одной пытке неутолимой страсти.
Его ладони выскользнули из-под одежды Дэни. Мощный и бесстрастный массаж продолжался.
Ей хотелось вырваться, прервать эти сводящие с ума движения, но она боялась, что этот жест будет таким же откровенным, как ее соски, превратившиеся в твердые бусинки.
– Ты предпочла жить в красоте лучших человеческих творений, – негромко произнес Шон.
– Это обвинение?
– Нет, факт. Ты посвятила свою жизнь спасению уцелевших прекрасных осколков прошлого.
– А ты предпочел жить, копаясь в грязи худшей части человечества, – откликнулась Дэни.
– Не совсем так. Я решил попытаться изменить самое худшее. Приходится иметь с этим дело, чтобы действовать наверняка.
– Но при этом ты теряешь все преимущества, – хрипло возразила Дэни. – Ты ценишь жизнь, а люди вроде Касатонова – нет.
– В тебе больше волшебства жизни, чем я когда-либо замечал в любом другом существе. Когда я думаю о тебе… я забываю обо всем остальном.
Дэни окаменела, словно от пощечины.
– Тогда не смей прикасаться ко мне, – процедила она сквозь зубы.
– Ты слишком напряжена. Тебе необходим…
– Еще один жест милосердия? – горько прервала Дэни. – Или что это было? Как называется, когда мужчина…
Дэни оборвала фразу изумленным возгласом – Шон развернул ее к себе так стремительно, что у нее взметнулись волосы.
– Это называется любовью, – мягко произнес он. Но в его глазах светилась ярость. Как и в глазах Дэни.
– В любви участвуют двое, недвусмысленно заявила она. – В одиночном исполнении она многое теряет. Только не говори, что ты этого не заметил!
– Нет, заметил.
– Тогда зачем же, черт возьми, ты снова мучишь нас обоих?
– Я… ничего не могу поделать, – прошептал Шон. – Я готов скорее прикасаться к тебе и страдать, чем не дотрагиваться и опять-таки страдать.
– А я – нет! Как, по-твоему, я должна себя чувствовать, все получая и ничего не давая взамен? Как бы ты чувствовал себя на моем месте?
– Обманутым. Разочарованным. Готовым взорваться.
– Вот именно!
– Я просто пытаюсь защитить тебя, Дэни.
– От чего?
– От меня.
Дэни была слишком потрясена, чтобы говорить.
– Ты никогда не причинил бы мне боли, – выговорила она наконец.
– В сексуальном смысле? Да. Я бы ласкал тебя – от макушки до пят и обратно. И снова. И…
У Шона вырвался странный горький смешок. Дэни вздрогнула.
– Забудь о том, что я сказал, – почти грубо велел Шон.
Но оба понимали: об этом нельзя забыть.
– Тебе все равно придется отпустить меня, – напомнила Дэни. – Из-за обета.
Шон взглянул на часы.
– Случись это в то же время, но завтра, – приглушенно произнес он, – ничто не смогло бы помешать мне.
– Но сейчас сегодня.
– Да. Можешь радоваться, Дэни. Я никогда не хотел женщину так, как тебя. Я не довольствуюсь малым.
– Все или ничего?
– Да, – просто подтвердил он.
– Тогда это тебе надо радоваться, что завтра еще не наступило. Я тоже не довольствуюсь малым.
Вглядевшись в ореховые глаза Дэни, Шон печально покачал головой.
– Тебе нужен совсем другой мужчина, – прошептал он.
– Ты хочешь сказать, что я тебе не подхожу?
– Дэни… – Шон осекся. – Я пытаюсь пощадить тебя…
– Когда я хочу, чтобы меня щадили, я сама говорю об этом.
– Ты ничего не понимаешь. Я многое повидал… и испытал…
Шон прерывисто вздохнул.
– Ну и что? – нетерпеливо спросила Дэни.
– Черт возьми, слушай меня! Я не тот, за кого ты меня принимаешь!
– Дзен-киборг?
– Я чересчур человечен, – яростно выпалил Шон. – Меня не раз ломало так, как тебе и не снилось!
– Знаю. Но истинная сила исцеляется сама, ее не сломить.
Веки Шона дрогнули, словно слова Дэни стали солью для свежей раны.
Наступило долгое молчание, которое прерывало лишь медленное, тяжелое дыхание Шона. Он прислонился к спинке сиденья.
150 
