24 
– Вы имеете право не использовать обратный билет. Но в Японии очень трудно получить вид на жительство.
Я повесил трубку, проклиная этот мир, в котором разбитому сердцу негде затеряться.
Последние дни 1996 года стали для меня сущей пыткой. Моя любимая купалась в своем омерзительном счастье, и ей непременно хотелось посвятить меня во все подробности. Я не осуждаю ее, боже упаси: она была в той гипнотической начальной фазе любви, когда человек от счастья лишается и ума, и стыда. Если бы только я не был ее лучшим другом!
Я, кстати, и не знал, что мне присвоено это звание. Раньше она меня так не называла: мне не было отведено определенного места в ее жизни, а если и было, то она этого не уточнила. Насколько же это было лучше: я мог позволить себе самые безумные мечты.
Не приходится сомневаться, что случилось это из-за Ксавье. Я так и вижу сцену: он, должно быть, спросил ее, какие, собственно, у нас с ней отношения. Она, наверно, ненадолго задумалась, а потом ответила: «Эпифан – мой лучший Друг». Утверждение это было ей вдвойне на руку: оно придавало невинный характер нашей близости (без чего я бы вполне обошелся) и переносило на нее часть восхищения, которое красавчик испытывал ко мне.
Сам я был поставлен перед этим фактом 29 декабря.
В тот день Этель, захлебываясь от восторга, поведала мне, что великий артист не носит нижнего белья.
– Никогда, представляешь, никогда!
– Это мерзко.
– Нет! Это дивно!
– Этель, почему ты мне об этом рассказываешь? Это не мое дело.
Трубка молчала несколько секунд, потом я услышал ответ: Потому что ты – мой лучший друг.
Она произнесла эти ужасные слова торжественным голосом. Не будь я рыцарем, я сказал бы ей прямо, что мне не нужна ее дружба, особенно если из-за нее я обречен вникать в детали интимного туалета соперника. Но что-то всегда мешало мне хамить моей мадонне, и я повел себя так, как ей хотелось.
– Вот это новость, – ответил я взволнованным голосом.
– А то ты не знал? – засмеялась она с безжалостной нежностью.
– Я правда не знал, – подтвердил я – и не солгал.
– Ты просто слепой! Это у тебя от излишней скромности. Тебе и невдомек, как к тебе тянутся люди.
– Наоборот, это от излишней самонадеянности. Я-то думал, что ты любишь меня безумной любовью, – процедил я сквозь зубы.
Она расхохоталась:
– Ты просто прелесть!
Все ясно: когда урод из уродов признается в любви красавице из красавиц, это может быть только шуткой.
– Мне повезло: у меня самый сказочный любовник и самый потрясающий друг на свете!
– Смотри, прогневишь богов, – коварно ввернул я.
– Я знаю. Надеюсь, что избыток счастья не предвещает трагедии.
– Предвещает, а как же иначе. Трагедия в том, что девятого января я уезжаю в Японию без тебя. Как тебе будет меня не хватать! Кому еще ты сможешь рассказывать о кальсонах твоего юного бога?
Она даже не заметила моей колкости.
– Девятого января? Как здорово! Значит, ты сможешь быть на премьере фильма.
– «Мимолетного тропизма»?
– Да. Седьмого января вечером устраивается торжество. Приходи, поможешь мне вынести эту скуку.
– Я полагаю, Ксавье тоже придет?
– Да, – тихо обронила она.
В ее голосе не было уверенности.
Мне вдруг стало жаль ее, и я высказал вслух одно опасение, явно противоположное ее собственному:
– Если, конечно, ты не бросишь его раньше.
У нее вырвался странный смешок. Очевидно, я попал в точку.
Назавтра она снова позвонила мне.
– Нет, Этель, звонками я сыт по горло. Я хочу с тобой встретиться. С тех пор, как ты с Ксавье, ты потчуешь меня одним своим голосом и лишаешь удовольствия видеть тебя.
– Я сейчас приеду.
Обычно я для нее «наводил красоту»: одевался получше, чистил перышки. На сей раз я совсем пал духом: не умылся, остался в старом халате и даже – верх неприличия – не выключил телевизор.
Она вошла, прекрасная и бледная.
– Ты неважно выглядишь.
– Я сегодня не спала, – вздохнула она.
Какое-то время мы сидели, тупо уставившись в экран. Только реклама супервпитывающих гигиенических прокладок вывела нас из оцепенения. Моя любимая выключила телевизор.
– Когда я это вижу, мне стыдно, что я женщина, – сказала она и разрыдалась.
Я напишу этим гигиеническим прокладкам, – успокоил я ее. – Я не допущу, чтобы их реклама заставляла тебя плакать.
Трогательная в своем горе, она рассмеялась сквозь слезы. Мне пришлось выслушать подробный рассказ о трагедии. Вчера она спросила красавчика, пойдет ли он с ней на премьеру фильма, а он ответил, что не в его правилах обещать так задолго.
24 
