Глава двадцатая

В которой мы оказываемся среди своих.

— Если вы закончили, уважаемые, то давайте подниматься наверх, — сказал нам остроносый гном, забирая из руки мертвого квезаллэ эльфийский клинок и возвращаясь от иссеченной мечом двери.

— И то правильно, — поддержал товарища второй подземный житель с косматой седой бородой, тот самый, что прикончил темноволосого. — Отсеки в этой части корабля бригады еще не проверяли, здесь может быть полно попрятавшихся крыс. А нас не так уж и много. Передовые отряды заняты офицерскими каютами, и вытащить их можно будет только после того, как они вытащат все, что плохо лежит.

— Скаламбурил, Гедхер, — фыркнул первый гном и обратил внимание на меня. — Это из-за тебя, что ли, весь сыр-бор, остроухий? Надеюсь, ты очень-очень нужен шкиперу, иначе я не понимаю, какой подземной отрыжки мы летели так далеко и тратили ядра на это гнилое корыто. Ну, выдвигаемся, что ли?

Мы направились по узкому коридору, находившемуся над жилыми помещениями и складами, к трапу.

— Что-нибудь объяснишь? — спросил я у Ога.

— Спустя какое-то время. — Он дал мне один из своих пистолетов. — Пока давай просто выберемся отсюда.

— Вроде затихло, — буркнул Гедхер. — Все веселье пропустили. Словно я не мастер квартердека, а какой-то писарь.

— Не ворчи, — миролюбиво бросил остроносый гном, первым начав подниматься по трапу. — У тебя было ответственное задание — прорыв и спасение. С квартердеком справится и твой заместитель.

— Он собственные ботинки по утрам зашнуровать не может, Ведхал, — проворчал седобородый.

— Зато не полезли бы мы сюда, не получили бы такой замечательный клинок. — Тот с любовью погладил оружие, доставшееся ему от квезаллэ. — Ты, остроухий, надеюсь, не станешь требовать его вернуть?

— Мне ни к чему, бородатый.

— Ну и славно. Эй! Там! Наверху! Это Ведхал! Мы поднимаемся! Смотрите не стрельните!

Сверху ответили:

— Когда это мы в тебя стреляли?

— А в прошлом месяце, когда мы с Легузамо поднимались и вы нас с противником перепутали? Это что, по-вашему, мухи у меня над головой жужжали?

— Поднимайся уже давай! — не выдержал Гедхер.

Ведхал огрызнулся, полез вперед, и через два пролета, перешагнув через мертвеца, лежавшего на ступенях, мы поднялись на орудийную палубу. Здесь находилось почти три десятка людей и нелюдей. Они деловито проверяли сундуки, волокли наверх бочки, бочоночки и ящики. В центре этой суеты, словно остров посреди бурного потока, стоял лысоватый сутулый мужчина в темно-зеленом сюртуке с медными пуговицами. В руках он держал тяжелую бухгалтерскую книгу и кричал через всю палубу:

— Мы потратили шесть бочонков пороха красной маркировки! Возьмите столько же из крюйт-камеры и тащите в нашу! Также мне нужен весь запас их огнепчел. Еще требуется сорок галлонов воды и вся живность, что найдете!

— А куры тоже нужны? — спросил какой-то небритый хаффлинг.

— Я же говорю — вся! Что ты жрать будешь? Кок с утра жаловался, что запасов не так много.

— Вот и надо их пополнить за чужой счет, — поддержал человека в сюртуке камнелюд.

На выходе, где лежало еще несколько тел, а доски были обуглены взрывом ручной гранаты,^[11] какой-то гремлин по-приятельски кивнул гномам, с интересом посмотрел на меня и сунул за щеку кусок сахара. Надо думать, когда он наткнется на трюм, где меня держали, его ожидает беспредельный восторг.

Люк, ведущий на верхнюю палубу, был взорван, во все стороны распустившейся розочкой торчали острые концы, да и трап в этой части подъема сильно искорежило, и он был залит кровью.

Оказавшись наверху, я прищурился от непривычного яркого солнца, полной грудью вдохнул свежий воздух свободы. Он едко пах порохом, кисло — кровью, остро — горячим металлом и удушающе — смертью. На палубе в алых лужах лежало два десятка мертвецов. Впрочем, выживших членов экипажа было гораздо больше. Почти шестьдесят пленников собрали в центральной части палубы. Выглядели они подавленными и запуганными. Ничего удивительного, когда в охранниках огромный красноволосый сопящий тролль, вооруженный мушкетоном, да еще два десятка головорезов такой наружности, что сразу понятно — они без колебаний прирежут собственную бабушку, не то что пленников.

  95