21 
Неторопливо он поднял глаза и продолжил осмотр. Волосы между ног Морриган были такими же густыми, темными и волнистыми, как и на голове. Капелька воды блестела между завитками. Ниже выглядывали губы цвета кофе с молоком, влажные и спелые, полные женского обещания. Чарльз был полностью заворожен.
Морриган пискнула. По-другому этот звук было назвать нельзя. Глаза Чарльза удовлетворенно сощурились, медленно путешествуя вверх по телу, и задержались на высоких округлых грудях. Соски были такого же сочного кофейного цвета, но чуть светлее дразнящих губ, выглядывающих из завитков между бедрами. Соски, затвердевшие от холода, отчетливо призывали сжать их и сосать. Вне всякого сомнения, его жена обладала самыми эротичными сосками, какие он когда-либо видел.
Он поднял взгляд к ее лицу, заново наслаждаясь тем, как полные алые губы превратились в букву «О», будто замороженные во время исполнения ноты рождественского гимна.
- Очень соблазнительно, дорогая. Вы должны почаще приветствовать мужа подобным образом.
Чарльз прошел через многие поля брани, но со всей ответственностью мог заявить, что никогда не видел у солдат такой быстроты реакции, как у Морриган, когда она рванулась поднимать лежащее у ног полотенце.
Она пискнула снова, держа полотенце перед собой так, будто от этого зависела ее жизнь. Глаза от сильнейшего потрясения превратились в огромные бездонные омуты. Но определенно это было хорошим знаком. Морриган никогда не выказывала ничего, кроме холодного и нерадушного приема бездушной и безучастной жены.
Глаза Чарльза сузились. Однако, возможно, его упрямая жена была настолько рада избавиться от своего похотливого и надоедливого мужа - и уверена в своей свободе в течение ближайших двух недель, - что теперь сильно встревожена его возвращением и не в силах себя контролировать.
- Возможно, вы захотите продолжить приветствие, - вымолвил Чарльз,- поцелуй в честь моего возвращения домой будет очень кстати, как вы думаете?
Темные встревоженные омуты сузились от смятения.
Чарльз шагнул вперед.
- Он там, не так ли? Ответь мне, ты, греховодница! Я не позволю тебе разыгрывать блудницу перед сассенахом!
Губы Чарльза дернулись:
- Эта женщина никогда не перестает изумлять меня. Означают ли ее слова то, что она позволит вам быть блудницей перед шотландцем?
На мгновение что-то мелькнуло в темных глубинах: смех, он почти мог бы поклясться, что в глазах жены был смех. Мелькнув лишь на мгновение, он тут же погас. Ее глаза глядели, не мигая, она снова стала прежней Морриган: бездушной и неживой.
К лучшему или худшему - в зависимости от того, с какой стороны на это посмотреть, но удивление оказалось недолгим. Что-то толкало Чарльза вперед, понукая силой добиться от жены отклика - любого отклика.
- Ну же, Морриган, я жду. Подойдите и подарите своему мужу приветственный поцелуй.
- Ах, я не позволю этому произойти! Мой маленький бедный ягненочек, оставьте ее, милорд!
Пустые и холодные глаза Морриган попали в ловушку его взгляда. Завернутое в полотенце тело - застыло, словно мраморное изваяние. Это все ложь - этот обманчивый короткий всплеск эмоций. Она насквозь холодна.
- Морриган, моя девочка, не поддавайся на уговоры. Я буду…
- Заткнись и уходи, ты, старая кошелка, - Чарльз проревел, не теряя ни на миг контакта с бездонными глазами. - Все кончено! Морриган - моя. Я больше не потерплю вмешательств.
Лицо Морриган никак не изменилось, казалось, она безразлична к самой смерти. Боль захватила Чарльза врасплох. А вместе с ней вернулся и гнев, горячий, всепоглощающий, ищущий жертву, чтобы причинить ответную боль.
С пользой для себя.
Надо было, как он и планировал, уехать на полмесяца.
Слишком поздно. Уже год как слишком поздно. Он больше не допустит, чтобы его отвергали. Она его жена. Чарльз сделал еще шаг в направлении к Морриган.
- Очень хорошо, мадам, если вы не в состоянии выказать мне уважение, вижу, что должен сделать это сам.
- Молись, Морриган, девочка, опустись на колени и моли Господа! Господь спасет тебя!
Чарльз развернулся и выплеснул ярость на голос за дверью:
- Я сказал, замолчи и уходи, черт тебя подери! Еще одно слово и ты вылетишь отсюда!
- Я не могу…
- Фриц! - одно единственное слово эхом взвилось к высокому потолку.
Чарльз повернулся к жене. Она выглядела холодной и непреклонной. Бездушная кукла, никогда ни о ком не заботящаяся, не думающая ни о чем, кроме собственного узкого больного мирка.
21 
