очень нудно 
38 
Элейн вздохнула. Она действительно не могла позволить этой старой вороне запугивать себя, то есть Морриган, всю оставшуюся жизнь. И будь она проклята, если позволит себе или Морриган, как какой-то несчастной серой мышке, прятаться от взбешенной ведьмы.
Элейн подошла к вибрирующей двери. Голова пульсировала в такт ударов кулаков. Глубоко вздохнув, она повернула ключ.
Элейн резко отскочила назад, иначе ей было бы не избежать удара. Дверь отлетела к стене. Хэтти, в ворохе черных юбок, подобно вихрю, рванула в открывшийся проем. От удара по щеке левая половина лица Элейн взорвалась болью. То ли все это случилось одновременно, или так показалось Элейн, но на этот раз комната и тело закружились синхронно.
- Чтоб это было в первый и последний раз, ты, грешница. Еще скажешь мне спасибо, своей старой Хэтти, что она пришла и молилась Господу, да! Потому что Хэтти присматривает за своей маленькой овечечкой. Я не позволю тебе сбиться с пути, девочка. Нет, твоя старая Хэтти теперь позаботится о тебе.
Хэтти сложила руки ладонями внутрь, показывая, как, должно быть, Бог на небесах и она, Хэтти, со своей стороны, осуждают Морриган. Скрюченный кулак потянулся, захлопнув дверь. Потом потянулся опять, и маленький кованый ключ исчез из замочной скважины.
Элейн уставилась на руку, покрытую коричневыми пятнами, затем на торчащий из кулака ключ, который в этот момент стал для нее ключиком в двадцатое столетие. Остроконечные белые звезды, кружащиеся в голове дружным хороводом, объединились в одно гигантское горящее сияние. Элейн посмотрела в самодовольное лицемерное лицо Хэтти и позабыла все, чему ее когда-либо учили. Уважению к старшим. Уважению к тем, кто физически слабее ее. Уважению к личной неприкосновенности. Уважению к уважению.
Она набросилась на Хэтти, выкрикивая все оскорбления, все грязные слова, которые когда-либо слышала или видела на исписанных стенах туалета. Судя по разнообразию слов, извергающихся из ее рта, Элейн уделяла пристальное внимание изучению исписанных стен.
- Хорошо, Чез, говори же. Я вылечил твою ногу и обезболил душу, а ты сказал всего пару слов с тех пор, как утром перебудил весь дом, в самый, что называется, неподходящий момент. Если тебе не нравится моя компания, уезжай - я не звал тебя сюда вообще-то, - только ради Бога, прекращай накачиваться бренди словно водой! Кстати, оно, должно быть, французское. Ты жертвуешь потенцией, дружище.
Чарльз оторвал взгляд от полупустого бокала бренди. Слова жужжали в мозгу тучей надоедливых мух. Он тряхнул головой в надежде прогнать их, смутно догадываясь, что расплывчатый субъект, прислонившийся к каминной полке, - его приятель Дэймон и именно он издает эти жужжащие звуки, а он, Чарльз, должен, по крайней мере, попытаться расшифровать эту какофонию.
А он бы и попытался. Если бы мозги не были так сильно затуманены алкоголем.
Он удовлетворил себя тем, что сумел сфокусировать взгляд на силуэте друга. Дэймон был крупным мужчиной, таким же высоким и мускулистым, как Чарльз. Его волосы были темными, черными как полночь, темнее, чем у Морриган, - Чарльз вспомнил о рыжеватых искорках, вспыхивающих в волосах жены в свете горящих свечей во время ужина лишь от единственного воздействия на них мыла и воды. Нет, волосы Морриган не такие темные, как у Дэймона, кисло подумал он, в отличие от ее проклятого сердца. Чарльз залпом выпил бренди. Где-то за пределами библиотеки Вестминстерские часы пробили очередную четверть часа.
- Как… - он совладал со своим языком. - Как дела у Бэйнбринджа?
- Ей-богу, Чарльз. Езжай в Лондон и узнай все непосредственно из первых рук.
- Ему не следовало жениться на этой суке, его жене, - злобно пробормотал Чарльз в почти осушенный стакан с бренди. Завершая мысль, он допил оставшуюся жидкость. - Судьба улыбнулась тебе в тот день, когда эта сука бросила тебя, Дэм. - Он отсалютовал другу пустым бокалом.
- За то, чтобы этот Бэйн и я были счастливы, как прежде.
- За то, чтобы этому Бэйну подвернулась такая удача, что он смог бы посочувствовать тебе лично. Я догадываюсь, что это излияние жалости к самому себе имеет некое отношение к радостям священного союза.
- Она ледяная, Дэм. Холодна, как сосок ведьмы. Нет, холодней. Сам дьявол не смог бы добиться чего-нибудь от этой лицемерной девственницы-святоши.
Дэймон отпрянул от каминной полки, словно она внезапно обожгла его. Его адские глаза, черные, как глаза Морриган и ее сердце, широко распахнулись, так же как и его рот.
38 
