8 
— О да, она применила обычные методы, и они не подвели. Я могу её отозвать?
— Она должна проследить за девушкой до поезда, а потом отправиться в аэропорт, прилететь ближайшим рейсом и приступать к своим обычным обязанностям. А новенькой приготовьте «детскую». Материалы по ней я собрала давным-давно.
— Мы так заинтересованы в этой девушке?
— Пожалуй. Но следует провести ряд тестов, чтобы убедиться в её соответствии нашим целям.
Глава 2
Вильгельм замечает, что инкубы являются чаще всего женщинам и девушкам, обладающим красивыми волосами. Это происходит потому, что такие женщины больше заняты тщетой заботы о своих волосах.
А как она ходит и себя держит? Это — суета сует. Не найдётся ни одного мужчины, который так старался бы угодить Господу, как старается женщина — будь она не совсем уродом — понравиться мужчине. Примером тому может служить Пелагея, ходившая разряженной по Антиохии. Когда её увидел святой отец по имени Ноний, он начал плакать и сказал своим спутникам, что он за всю свою жизнь не выказывал такого усердия служить Богу, какое показывает Пелагея, чтобы понравиться мужчинам.
Она сошла с поезда в предрассветные сумерки, но на перроне кипела и булькала круглосуточная жизнь: встречающие бежали к нужным вагонам и замирали у дверей с несколько преувеличенной радостью на лицах, а приезжающие вываливались к ним с высокой подножки и выглядели немного добычей. Те, кого никто не встретил, некоторое время вертели головами в поисках перехода, а потом решительно волокли багаж к лестнице. Приливную волну народа рассекали постоянные обитатели платформы: бабушки с картонками «квартира», похожие на разбойников носильщики с тележками, дядьки положительного вида в чистейших светлых теннисках, бормочущие «такси-такси-такси». От себя-дневных они отличались немного механической целеустремлённостью: брели сквозь встречный поток, адресуя свои предложения куда-то в пространство, поверх голов, в серое безоблачное небо, к темнеющим на горизонте горам и не вставшему, но уже явно проснувшемуся солнцу.
Ольга вспомнила ощущение от экосистемы московского вокзала — там все вроде бы метались без цели, но на самом деле хаос пронизывали острые взгляды наблюдателей: нищие, торговцы, жулики нескольких сортов, милиция — они были незаметны, пропуская косяки рыбок через широкую сеть, и лишь изредка совершали короткие резкие движения, вылавливали своё и снова затаивались. В юности, в последний школьный год, когда Ольге удавалось сбегать от маминого присмотра на Арбат, она видела нечто похожее. Праздная, ежесекундно меняющаяся масса людей создавала впечатление карнавальной суеты, но если провести на этой улице несколько недель, перезнакомиться с лоточниками и прочими жучками, станет заметно, как много там «своих» и как мало случайных происшествий. Спецы в штатском невидимо контролировали «незаконные валютные операции» между туристами и матрёшечниками, наблюдали за пушерами и карманниками, но всерьёз к ним в руки попадал только тот, кто должен был попасться по столь же неявным, но чётким законам. Стоило немного выпить, и Ольга начинала ощущать сродство с братками и сестрёнками, которые «держат Арбат» и всегда готовы помочь «нашей девчонке», если обидит кто чужой. Но она также помнила, как впервые на трезвую голову ощутила холод от цепких глаз, как поняла, что самая свободная в этом городе улица существует в системе столь жесткой, что лучше бы девочкам держаться от неё подальше и не попадать в сферу взрослых интересов. В уютной кафешке, где только свои, её подобрал в высшей степени свой парень Миша, которого она раньше не видела, но его знали и Наташка, и Гай, и Дрон — короче, «все наши». Гуляли по переулкам, пили тёплый амаретто из хрустальной бутылки и закусывали удивительными батончиками «Марс», а потом зашли в огромную коммуналку, которую ребята — тоже, конечно, свои — только что расселили и собирались продавать. И там, на узкой скрипучей кровати, Ольга впервые в жизни получила по печени, и как-то очень быстро всё поняла, и стерпела этого Мишу с татуированными ступнями, тихо молясь, чтобы потом не позвал остальных и просто отпустил. Он отпустил, и она примчалась в ту кафешку, растрёпанная, с размазанной помадой руби роуз, а Наташка, Гай и Дрон ни о чём не спросили, просто придвинули ей тяжелый табурет — и она опять всё поняла. А в третий раз она всё поняла, когда всё-таки пошла к доброму и взрослому дяде Серёже, который выслушал, покивал и сказал: «Хочешь — накажем. Только с пацанами, которые сделают, расплачиваться тем же самым придётся». После этого Ольга на Арбате больше не появлялась, обходила десятой дорогой и его, и Калининский, и Гоголя на всякий случай. Закончила школу, поступила в университет, уехала, вернулась и забыла всё, кроме липкого страха перед ареалами городских хищников.
8 
