27 
Тут Сильвия увидела Мориса, небрежно прислонившегося к дверце кареты, и ее ярко-голубые глаза загорелись любопытством.
– О Господи! – воскликнула она драматическим шепотом, который легко мог быть услышан в Королевском театре на Друри-Лейн. – Где ты взяла такого красавца? Какие роскошные волосы! А фигура! Да он просто бесподобен! Это что, твой кавалер?
Люси показалось, что она чувствует спиной обжигающий насмешливый взгляд Мориса. Конечно, он слышал, какие комплименты рассыпала в его адрес бессовестная Сильвия. «Посмотрим, как он снесет правду», – мстительно подумала Люси.
– Ах, это? – Она небрежно взглянула через плечо. – Он, собственно, что-то вроде слуги.
Сильвия вопрошающе подняла брови.
– Ну-ка, объясни подробнее.
– Ну, хорошо, если ты настаиваешь. Отец нанял его моим телохранителем.
Сильвия звонко рассмеялась и, приложив ладошку к уху Люси, что-то зашептала ей. Искоса глядя на Клермонта, Люси догадалась по его напряженному лицу, что он слышит каждое слово.
Его деланная улыбка сменилась крайним замешательством, когда Сильвия принялась уговаривать его последовать за ними и попыталась даже силой оторвать его от кареты.
– О нет, мисс Хауэлл, – вежливо, но твердо заявил он. – Мое место здесь, вы ведь уже знаете, что это моя работа. Я должен осмотреться вокруг, проверить, все ли в порядке.
Вдоволь насладившись его смущением, Люси решила вмешаться:
– Пойдемте, мистер Клермонт. Разве не вы говорили, что ваш долг – заботиться именно о моей персоне, а не о карете?
Морис обжег ее взглядом, в котором легко читалась его горячая готовность заботиться о ней. Но только позже, когда он расстанется со своей нелепой службой.
Ему ничего не оставалось делать, как последовать за быстроногой Сильвией по усыпанному опавшими листьями склону. Наконец они достигли ровной площадки, где на подстриженном газоне был расстелен толстый плед, на котором сидел упитанный ребенок.
С лужайки для игр в шары, расположенной у подножия холма, им весело помахали женщина в нарядном платье и мужчина в спортивном костюме. Морис решил, что это родители многочисленного и веселого потомства.
– Это мама придумала завтракать на открытом воздухе, пока стоит такая теплая погода, – объяснила Сильвия, раскрывая корзинку со съестными припасами.
Она передала тарелку Люси, которая уставилась на яства, с трудом сдерживая себя. Тут были яйца, намазанные маслом бутерброды с ветчиной и тосты с мармеладом. Девушка украдкой бросила взгляд на серебряные часики, прикрепленные к лифу платья. Морису было невыносимо видеть это.
Он выхватил у нее из рук тарелку.
– Ну ну, мисс Сноу, – проворчал он. – Вы же знаете, вам нельзя кушать до одиннадцати тридцати. Что скажет адмирал?
Люси быстро отняла у него свою тарелку, вызывающе сверкнув глазами. Именно этого он и добивался.
– Пожалуйста, сэр, не забывайте своего места. Мой распорядок дня отнюдь не ваша забота.
Сильвия смотрела на них с нескрываемым изумлением, что навело Мориса на мысль, уж не впервые ли ей довелось увидеть острые зубки своей подруги. Возможно, она обнажила их только в отсутствие отца. По веселым искоркам в глазах Сильвии он заключил, что это зрелище ее позабавило. Но его отношение к своей подопечной получило новый оттенок.
Пока их хозяйка готовила угощение для Клермонта, Люси устроилась на дальнем конце пледа. Она отламывала крошечные кусочки ветчины и отправляла их в рот, поглядывая на своего телохранителя так, как будто опасалась, что он снова заберет у нее еду. Что касается Мориса, то он ел с большим аппетитом, тем более что от завтрака в Ионии у него остались только воспоминания.
– Всего в нашей семье двенадцать детей, – оживленно начала Сильвия, занимая гостя. – Я – старшая, а это Джиллиган – самый младший. Мама всегда говорила, что каждый раз, уходя в море, папа считал себя обязанным оставить ей кое-что на память.
Пока Сильвия потчевала Мориса подробной историей семейства, Люси опустошила свою тарелку и теперь мучилась угрызениями совести. Господи, что сказал бы отец, если бы увидел, как она ест ветчину без вилки и ножика, да еще раньше положенного времени.
В это время до нее донесся удрученный голос подруги:
– Еще никто не слышал, чтобы наш Джиллиган произнес хоть словечко. Но мы надеемся, что с ним будет как с Кристофером. Этому разбойнику было почти четыре года, когда он наконец заговорил.
27 
