114 
Капли дождя шипели, мгновенно испаряясь с вращающейся поверхности диска. Макота сделал еще один шаг и ударил.
Туран, выдернув из-за ремня гравипушку, прикрылся ею. Диск скрежетнул, из синего стал красным, треснувшую пушку вырвало из рук, внутри нее взбурлило серебристое вещество, капли его просочились наружу сквозь трещину, появившуюся в прозрачной колбе, — и, вместо того, чтобы упасть, устройство повисло в воздухе, медленно поворачиваясь. Это удивило атамана, на мгновение отвлекло его внимание, и Туран, вцепившись в напоминающую кастет рукоять, рванул светопилу на себя.
Скользкий от крови темляк соскользнул с запястья. Провернув светопилу, Туран ударил Макоту под мышку. Броня ярко вспыхнула, когда два света вошли в противоборство. Диск налился не просто красным — ярчайшим, слепяще-алым. И он не просто зазвенел — зудение его сверлом вошло в мозг.
А потом он повредил что-то, находящееся под мышкой на левом боку атамана Макоты.
Туран не знал, что это, он увидел только, как окутывающий фигуру атаман световой кокон погас.
И тут же, полыхнув, исчез диск на конце серебристого стержня, торчащего из рукояти.
Туран вскочил и что было сил ударил Макоту ногой в живот.
Атаман еще не осознал, что доспех больше не защищает его, вообще не понял, что произошло, и потому даже не напряг мышцы, чтобы смягчить удар. Он упал на спину, корчась и пытаясь вдохнуть.
Снизу раздался оклик, Туран посмотрел туда — под «Панчем» стоял Тим Белорус. Он размахнулся и бросил помповик, который Туран подхватил и навел на Макоту.
Он помнил слова Ставро: поступи с ним так же, как он поступал с другими.
― Щенок! — прохрипел атаман, пытаясь встать. — Шакаленок! Я трахнул твою мать, перед тем как убить! Знаешь, как она выла… — Не договорив, он взвыл, когда Туран выстрелил ему между ног. Потом дернул рукоять, перезаряжая ружье. Гильза, кувыркаясь, полетела в сторону.
Лицо атамана стало маской непонимания, сменившегося ужасом, когда он увидел шевелящееся черно-кровавое месиво у себя под животом, но маску эта расколола улыбка, похожая на безумный оскал, и Большой Хозяин захрипел:
— А брат твой? Когда я нож всадил ему в спину, вот это самой рукой всадил… — Макота поднял правую руку, ухмыляясь в лицо Турану, сжал ее в кулак. — Он тогда визжал, как свинья на бойне…
И снова атаман не договорил — голос его сорвался на визг, который вряд ли ожидаешь услышать от взрослого мужчины, когда Туран, нагнувшись, приставил ствол к плечу поднятой руки и выстрелил во второй раз. Сноп огня прожег ткань, сделав кожу пузырящимся пластиком, а дробь превратила кости и плечевой сустав в мелкие осколки, перемешанные с развороченной плотью. Из ноздрей, изо рта атамана потекла кровь.
Туран снова лязгнул затвором.
Чернота хлынула на Макоту, захлестнула его с головой, но он был сильным человеком. Он вынырнул из океана тьмы и прохрипел, брызгая красным:
— А Бориске я башку прострелил. Он молил, чтобы не трогали сына, но я сначала проткнул мальчишку, а потом уже… Твой отец сразу затих, когда…
Атаман смолк на полуслове, потому что Туран направил обрез ему в лицо, и последнее, что увидел Макота, был зияющий черный колодец ствола, ведущий в ад.
Гром оглушил его, пороховое пламя выжгло глаза, дробь пробила переносицу и лоб, превратив мозг в дымящую кашу.
И не стало атамана Макоты. Его личность пропала вместе с себялюбием, жадностью, жестокостью, силой воли, смелостью, хитростью, вероломством, вместе с его отвагой, его планами и его мечтами стать хозяином земель до горизонта. Все это исчезло, взлетело невидимым дымком к серому небу и растаяло навсегда.
Туран перешагнул через тело, уселся на краю «Панча» и пустым взглядом поглядел на стоящего внизу Тима Белоруса. Шум боя стихал.
Глава 18
― А ты что, не видишь, усатый, он на ногах не стоит? Я, правда, тоже не стою, но я лучше не стою, я очень даже здорово не стою! А он совсем не стоит! Ну, короче, место говорите, я сам его откопаю, если вам гордость не велит лопатами махать. А хлопец пусть в палатке лежит, морду ему мазью помажьте и не трогайте, вон, у него нос как арбуз лопнувший!
«Хлопец»… Услыхав это слово, Туран вздрогнул — на мгновение показалось, что атаман где-то неподалеку. Но потом он вспомнил, что произошло, и вдруг с отчетливой, ужасающей ясностью осознал: Макоты больше нет. Его нет совсем, нет нигде, он пропал, исчез, навсегда растворился во времени и пространстве, и его не будет больше никогда — ну разве что он появится в снах Турана Джая.
114 
