очень нудно 
42 
В 1911 году Пеллио и его коллеги обнаружили пещеру, которая оставалась замурованной начиная с X века нашей эры. Они провели переговоры с китайским правительством и вскрыли ее. Оказалось, что в ней хранятся семьдесят тысяч рукописей, относящихся к периоду до X века! Некоторые считают, что это самая великая археологическая находка XX века. Целая пещера безвестных книг! Представьте, что мы вдруг попадаем в закрытый зал Александрийской библиотеки, где все уцелело! Наверное, Пеллио — если у него был наметанный глаз — испытал нечто подобное, необыкновенную радость. С какой частотой билось его сердце? На одной фотографии он сидит среди стопок древних текстов при свете свечи, счастливый как бог.
Он проводит три недели в пещере среди этих сокровищ и классифицирует их. Вскоре он откроет два умерших языка, в числе которых — древний пехлеви, староперсидский язык. Также он обнаруживает единственный имеющийся у нас манихейский текст, написанный — на китайском языке — самими манихейцами, а не их противниками, текст, по которому моя жена Нахаль написала диссертацию. Мани называется в нем «Будда света». А также множество других невероятных документов, тексты всех культурных традиций. Пеллио удалось убедить китайское правительство с согласия жителей Китая продать около двадцати тысяч этих рукописей. Сегодня они составляют фонд Пеллио в Национальной библиотеке. Перевод и изучение этих рукописей продолжаются.
Ж.-Ф. де Т.: Тогда такой вопрос: можно ли представить, что еще будет открыт какой-нибудь неизвестный шедевр?
У. Э.: Один итальянский автор афоризмов говорил, что нельзя быть великим болгарским поэтом. Сама по себе мысль эта как будто проникнута презрением к малым нациям. Вероятно, он хотел высказать одну из следующих идей — или обе вместе (вместо Болгарии он мог бы назвать любую из маленьких стран): во-первых, даже если великий поэт и был, его язык недостаточно известен, а значит, наши с ним дороги никогда не пересекутся. Так что если «великий» означает «знаменитый», то можно быть хорошим поэтом и не быть знаменитым. Однажды я был в Грузии, и мне сказали, что их национальная поэма «Витязь в тигровой шкуре» Шота Руставели — это величайший шедевр. Верю, но она не имела такого резонанса, как пьесы Шекспира! Во-вторых, чтобы выработать сознание, способное мыслить во всемирном масштабе, надо, чтобы страна оказалась в центре великих исторических событий.
Ж.-К. К.: Сколько Хемингуэев родилось в Парагвае? Возможно, от рождения они были способны создать великое по своей оригинальности и силе произведение, но они не сделали этого. Они были не в состоянии это сделать, потому что не умели писать, или потому, что не было издателя, которого бы заинтересовало их творчество. А может, они даже не знали, что могут писать, что могут быть «писателями».
У. Э.: В «Поэтике» Аристотель называет около двадцати трагедий, неизвестных нам. Истинная проблема состоит в следующем: почему только произведения Софокла и Еврипида дошли до нас? Были ли они лучшими, наиболее заслуживающими того, чтобы войти в историю? Или их авторы плели интриги, чтобы получить одобрение своих современников и задвинуть конкурентов, то есть тех, кого называет Аристотель, чтобы именно их имена вошли в историю?
Ж.-К. К.: Не забывайте, что и некоторые произведения Софокла утрачены. Были ли утраченные произведения лучше, чем те, что сохранились? Может быть, дошедшие до нас произведения предпочитала афинская публика, но они не были самыми интересными, для нас по крайней мере. Может быть, сегодня мы предпочли бы им какие-то другие. Кто решал, сохранять или не сохранять, переводить на арабский то произведение, а не это? Сколько было великих «авторов», о которых мы так ничего и не узнали? И тем не менее даже без книг их слава иногда бывает огромной. Здесь мы снова приходим к идее фантомности. Кто знает? Может быть, самый великий писатель тот, чьих произведений мы не читали. На вершине славы, наверное, может существовать только аноним. Мне неинтересно, кто писал злобные комментарии к произведениям Шекспира или Мольера: это глупый вопрос. Какая разница? Настоящий Шекспир исчезает в лучах славы Шекспира. Шекспир без своего творчества был бы никем. Творчество Шекспира без Шекспира все равно было бы творчеством Шекспира.
У. Э.: Возможно, на наш вопрос имеется ответ. Со временем в каждую книгу вкрапляются все те толкования, которые мы в нее привносим. Мы читаем Шекспира не так, как он писал. Наш Шекспир богаче, чем тот, которого читали его современники. Чтобы шедевр стал шедевром, достаточно, чтобы он приобрел известность, то есть впитал в себя все вызванные им толкования, которые сделают из него то, чем он является. Неизвестный шедевр не имел достаточно читателей, прочтений, толкований. В конце концов, можно сказать, что Библию породил Талмуд.
42 
