140 
Другие дамы окружили их, горя желанием узнать, что Сюзетта пережила в плену.
— Мы ваши друзья, нам можно все рассказать. Этот зверь… он… ну ты понимаешь, о чем мы?
Сюзетта испытывала к ним такое отвращение, что решила шокировать их.
— О, благодарю вас, — сказала с наигранной признательностью. — Я очень хочу рассказать вам обо всем.
Дамы притихли, сгорая от желания услышать о том, какие отвратительные вещи проделывал похититель с Сюзеттой.
Сюзетта рассказывала шепотом, заставляя их напрягать слух. Она сочиняла дикие, нелепые истории о том, будто грязный дикарь проделывал с ней такие отвратительные вещи, после которых порядочные люди должны избегать ее. Затем Сюзетта сообщила, что изощренные индейские пытки были такими унизительными и мерзкими, что вряд ли дамы захотят слушать дальше.
— О, пожалуйста, мы готовы слушать! — воскликнула одна из женщин. — То есть… если вы согласитесь рассказать о них.
Сюзетта обвела взглядом дам, сгорающих от любопытства.
— Меня от всех вас тошнит, — холодно заявила она. — Каждая из вас, слушая о том, как знаменитый Каэтано насиловал меня, желала бы оказаться на моем месте. Слушая меня, вы все представляете себе, что это вас мучает и насилует красивый самец.
Когда они заверили ее в том, что она ошибается, Сюзетта рассмеялась.
— Если бы вы знали правду, — отрезала она, — то лопнули бы от зависти. Я вам еще кое-что скажу… Каэтано никогда в жизни не насиловал женщин!
— То есть вы все это выдумали? — осведомилась жена банкира. — Он никогда не проделывал с вами всех этих вещей… Он никогда… он никогда даже…
— Не занимался со мной любовью? Он делал это каждую ночь — и это было прекрасно!
Засмеявшись, Сюзетта удалилась в свою комнату, не попрощавшись с гостями.
Позже, когда все гости разъехались, к ней в спальню пришел Остин. Сюзетта в прозрачной голубой сорочке стояла перед двустворчатой дверью балкона. Глубоко вздохнув, она повернулась к Остину.
Он смотрел на нее, и в его глазах застыло выражение, от которого Сюзетта похолодела. Такой взгляд она видела у многих гостей, пришедших на вечеринку. В нем было неодобрение, осуждение, отвращение. Сюзетта не рассчитывала на легкий вечер, но все обстояло еще хуже, чем она предполагала. Выражение глаз Остина не предвещало ничего хорошего.
Он молча положил ей руки на плечи.
— Чудесная вечеринка, — без особой уверенности сказал Остин.
— Неужели? Половина гостей не пришла.
— Не важно. — Остин склонился к ней. Его губы в нерешительности замерли в нескольких дюймах от ее губ. Зажмурившись, он стал целовать ее.
— Нет! — Сюзетта отстранилась. — Подожди. Подожди, Остин!
Она отступила назад и, не спуская глаз с мужа, рывком спустила до талии лиф ночной сорочки. — Не надо, Сюзетта, — сказал он. — Я погашу свет.
Она схватила его за руку.
— Нет. Оставь свет.
Сюзетта сбросила сорочку. Теперь она стояла перед ним обнаженная.
— Боже мой, Сюзетта, не….
— Посмотри на меня, Остин! — крикнула она. — Посмотри на меня.
Его взгляд медленно скользнул по ее телу.
— Ты болен, Остин? Тебе плохо? Мое тело вызывает у тебя дурноту?
— Пожалуйста… надень свою… — пробормотал Остин с искаженным мукой лицом.
— Нет. Посмотри на меня как следует. Разве я не вызываю у тебя омерзение? Я тебе так противна, что ты даже не можешь смотреть на меня. — Ее била дрожь. — А теперь послушай: Каэтано не насиловал меня, у него не было в этом необходимости. Я сама отдалась ему и каждую ночь спала в его объятиях.
В глазах Сюзетты, наконец открывшей правду, бушевала ярость. Она обхватила ладонями свой обнаженный живот.
— Взгляни на мой живот. Я вынашивала ребенка Каэтано. Ты знал об этом, Остин? Я была беременна от Каэтано. Я потеряла ребенка, и это разбило мне сердце!
— Ради Бога, не надо… Пожалуйста, не продолжай! — взмолился Остин. Кровь отхлынула от его лица.
— Больше не о чем рассказывать. Это все, Остин. Именно об этом я пыталась сказать тебе после нашего возвращения, но ты не желал слушать.
Остин, глубоко вздохнув, нагнулся и поднял ночную сорочку. Он протянул ее Сюзетте; в глазах его застыли боль и презрение. Она взяла сорочку и стояла, держа ее в руках.
— Завтра я еду в Форт-Уэрт, — спокойно сказала она. — Побуду немного у Анны. Для нас обоих будет лучше, если некоторое время мы поживем отдельно.
Остин направился к двери; его плечи поникли. У двери он обернулся и посмотрел на жену. Неприязнь исчезла из его взгляда, и в нем осталась лишь печальная покорность.
140 
