DMETRIUS-IMPERATOR

(1591—1613)

• Убиенный много и восставый,
• Двадцать лет со славой правил я
• Отчею Московскою державой,
• И годины более кровавой
• Не видала русская земля.

• В Угличе, сжимая горсть орешков
• Детской окровавленной рукой,
• Я лежал, а мать, в сенях замешкав,
• Голосила, плача надо мной.
• С перерезанным наотмашь горлом
• Я лежал в могиле десять лет;
• И рука Господняя простерла
• Над Москвой полетье лютых бед.
• Голод был, какого не видали.
• Хлеб пекли из кала и мезги.
• Землю ели. Бабы продавали
• С человечьим мясом пироги.
• Проклиная царство Годунова,
• В городах без хлеба и без крова
• Мерзли у набитых закромов.
• И разъялась земная утроба,
• И на зов стенящих голосов
• Вышел я – замученный – из гроба.

• По Руси что ветер засвистал,
• Освещал свой путь двойной луною,
• Пасолнцы на небе засвечал.
• Шестернею в полночь над Москвою
• Мчал, бичом по маковкам хлестал.
• Вихрь-витной, гулял я в ратном поле,
• На московском венчанный престоле
• Древним Мономаховым венцом,
• С белой панной – с лебедью – с Мариной
• Я – живой и мертвый, но единый —
• Обручался заклятым кольцом.

• Но Москва дыхнула дыхом злобным —
• Мертвый я лежал на месте Лобном
• В черной маске, с дудкою в руке,
• А вокруг – вблизи и вдалеке —
• Огоньки болотные горели,
• Бубны били, плакали сопели,
• Песни пели бесы на реке...
• Не видала Русь такого сраму!
• А когда свезли меня на яму
• И свалили в смрадную дыру —
• Из могилы тело выходило
• И лежало цело на юру.
• И река от трупа отливала,
• И земля меня не принимала.
• На куски разрезали, сожгли,
• Пепл собрали, пушку зарядили,
• С четырех застав Москвы палили
• На четыре стороны земли.

• Тут тогда меня уж стало много:
• Я пошел из Польши, из Литвы,
• Из Путивля, Астрахани, Пскова,
• Из Оскола, Ливен, из Москвы...
• Понапрасну в обличенье вора
• Царь Василий, не стыдясь позора,
• Детский труп из Углича опять
• Вез в Москву – народу показать,
• Чтобы я на Царском на призоре
• Почивал в Архангельском соборе,
• Да сидела у могилы мать.

• А Марина в Тушино бежала
• И меня живого обнимала,
• И, собрав неслыханную рать,
• Подступал я вновь к Москве со славой...
• А потом лежал в снегу – безглавый —
• В городе Калуге над Окой,
• Умерщвлен татарами и жмудью...
• А Марина с обнаженной грудью,
• Факелы подняв над головой,
• Рыскала над мерзлою рекой
• И, кружась по-над Москвою, в гневе
• Воскрешала новых мертвецов,
• А меня живым несла во чреве...

• И пошли на нас со всех концов,
• И неслись мы парой сизых чаек
• Вдоль по Волге, Каспию – на Яик, —
• Тут и взяли царские стрелки
• Лебеденка с Лебедью в силки.

• Вся Москва собралась, что к обедне,
• Как младенца – шел мне третий год —
• Да казнили казнию последней
• Около Серпуховских ворот.

• Так, смущая Русь судьбою дивной,
• Четверть века – мертвый, неизбывный
• Правил я лихой годиной бед.
• И опять приду – чрез триста лет.

19 декабря 1917

Коктебель

Стенькин суд

• У великого моря Хвалынского,
• Заточенный в прибрежный шихан,
• Претерпевый от змия горынского,
• Жду вестей из полуношных стран.
• Всё ль как прежде сияет – несглазена
• Православных церквей лепота?
• Проклинают ли Стеньку в них Разина
• В воскресенье в начале поста?
• Зажигают ли свечки, да сальные
• В них заместо свечей восковых?
• Воеводы порядки охальные
• Всё ль блюдут в воеводствах своих?
• Благолепная, да многохрамая...
• А из ней хоть святых выноси.
• Что-то, чую, приходит пора моя
• Погулять по Святой по Руси.

• Как, бывало, казацкая, дерзкая,
• На Царицын, Симбирск, на Хвалынь —
• Гребенская, Донская да Терская
• Собиралась ватажить сарынь.
• Да на первом на струге, на «Соколе»,
• С полюбовницей – пленной княжной,
• Разгулявшись, свистали да цокали,
• Да неслись по-над Волгой стрелой.
• Да как кликнешь сподрушных – приспешников:
• «Васька Ус, Шелудяк да Кабан!
• Вы ступайте пощупать помещиков,
• Воевод, да попов, да дворян.
• Позаймитесь-ка барскими гнездами,
• Припустите к ним псов полютей!
• На столбах с перекладиной гроздами
• Поразвесьте собачьих детей».

• Хорошо на Руси я попраздновал:
• Погулял, и поел, и попил,
• И за всё, что творил неуказного,
• Лютой смертью своей заплатил.
• Принимали нас с честью и с ласкою,
• Выходили хлеб-солью встречать,
• Как в священных цепях да с опаскою
• Привезли на Москву показать.
• Уж по-царски уважили пыткою:
• Разымали мне каждый сустав
• Да крестили смолой меня жидкою,
• У семи хоронили застав.

• И как вынес я муку кровавую,
• Да не выдал казацкую Русь,
• Так за то на расправу на правую
• Сам судьей на Москву ворочусь.
• Рассужу, развяжу – не помилую, —
• Кто хлопы, кто попы, кто паны...
• Так узнаете: как пред могилою,
• Так пред Стенькой все люди равны.
• Мне к чему царевать да насиловать,
• А чтоб равен был всякому – всяк.
• Тут пойдут их, голубчиков, миловать,
• Приласкают московских собак.

• Уж попомнят, как нас по Остоженке
• Шельмовали для ихних утех.
• Пообрубят им рученьки-ноженьки:
• Пусть поползают людям на смех.
• И за мною не токмо что драная
• Голытьба, а казной расшибусь —
• Вся великая, темная, пьяная,
• Окаянная двинется Русь.
• Мы устроим в стране благолепье вам, —
• Как, восставши из мертвых с мечом, —
• Три угодника – с Гришкой Отрепьевым,
• Да с Емелькой придем Пугачем.

22 декабря 1917

  37