Глава 30

Эмма подняла лицо к теплому свету встающей луны, который начал пробиваться сквозь кроны деревьев. Они с Лахланом сидели друг против друга, а между ними горел небольшой костер, который он разжег, чтобы ей стало еще теплее. Ветер, шелестевший в густом лесу Кайнвейна, был весьма прохладным.

Эмма знала, что другие наслаждались бы такой романтической обстановкой: уединением, потрескивающим огнем, природой горной Шотландии… Однако она едва владела собой – и, судя по всему, Лахлану тоже было очень не по себе. Он не спускал с нее взгляда и явно пытался догадаться, что ей приснилось. Ей и самой очень бы хотелось в этом разобраться.

Перед самым закатом она стремительно села на кровати. По ее лицу струились горячие слезы, а весь замок сотрясался от ударов молний. С осунувшимся от дикого страха лицом Лахлан сжимал ее в объятиях, тормоша и громко окликая по имени.

И все же она не могла вспомнить свой сон. Никс говорила ей, что люди не могут вспомнить того, с чем не могут справиться. Так что же было настолько страшным, что Эмма чуть не обрушила замок молниями, а потом стерла это из памяти? Всю ночь ей не удавалось избавиться от гнетущего ужаса?

– Какие мысли заставляют тебя выглядеть такой серьезной? – спросил он.

– Мысли о будущем.

– А почему бы не расслабиться и не радоваться настоящему?

– Я это сделаю, как только ты забудешь прошлое, – парировала она.

Лахлан устало вздохнул и привалился спиной к стволу.

– Ты ведь знаешь, что я не могу. Нельзя ли нам поговорить о чем-нибудь другом?

– Я знаю, что ты не будешь говорить о… пытках. Но как Деместриу вообще сумел взять тебя в плен?

– Во время прошлого приращения Деместриу выступил против моего отца и убил его. Мой младший брат Хис не смог справиться с переполнявшей его яростью. Его преследовала мысль о том, что Деместриу отнял жизнь у нашего отца – а потом опустился до того, что украл его кольцо, которое передавалось от поколения к поколению с тех пор, как впервые был выкован металл. Хис сказал нам, что лучше умрет, чем будет все время это чувствовать. Он отправился за головой Деместриу и этим проклятым кольцом, не дожидаясь, чтобы мы ему помогли.

– Ему не было страшно?

– Эмма, я считаю, что в тяжелые моменты порой проводится черта – черта, которая отделяет твою прежнюю жизнь от новой. Если ты переходишь эту черту, то уже никогда не будешь прежним. Ненависть Хиса заставила его перешагнуть через эту черту – и он уже не смог бы вернуться обратно. Он свел свою судьбу к двум вариантам: убить Деместриу – или умереть, пытаясь это сделать.

Его голос стал еле слышным.

– Я искал его повсюду, но Хелвита скрыта магически – как и Кайнвейн. Я использовал все мои умения следопыта – и, кажется, оказался близок к цели. И в этот момент на меня напали из засады. – Взгляд Лахлана стал далеким. – Как гнездо гадюк, они поднимались, нападали и тут же перемещались, так что я не мог ответить на их удары. Их было слишком много. – Он провел ладонью по лицу. – Потом я узнал, что им не удалось захватить Хиса живым.

– Ох, Лахлан! Мне так жаль! – Эмма переползла к нему и встала на колени рядом с его вытянутыми к огню ногами.

– Боюсь, что на войне так бывает всегда, – проговорил он. – До Хиса я потерял еще двух братьев.

Сколько боли ему пришлось вынести! И почти всю – от рук Деместриу…

– Я еще никогда не теряла кого-то из знакомых. Не считая Фьюри. Но я не могу поверить в то, что она мертва.

Лахлан устремил взгляд за нее, на пламя костра.

– В чем дело, милый?

– Она может желать смерти, – проговорил он наконец, но не успела Эмма ничего сказать, как он спросил: – Это Фьюри обожгла тебе руку?

Она ахнула, быстро взглянув на свою руку, которую он ласково обхватил ладонями.

  86