очень нудно 
39 
В молчании прошло двадцать долгих секунд, двадцать тяжких ударов моего сердца. Пульс продолжал частить, напоминая о том, что я жива.
— Она мертва, — тупо произнесла я наконец.
«Кто это говорит? Обреченно. Безнадежно».
— Мне очень жаль. — Впервые я услышала, как голос Джафримеля дрогнул от сострадания, пусть едва заметно. — Если бы я мог изменить это ради тебя!
Я почти верила ему. Нет, вру. Я ему поверила. Если бы он мог заставить смерть отступить и вернуть Гейб, он бы непременно это сделал. Преподнес бы еще один подарок хедайре, как знак своего могущества. Ведь он не знал, что еще мне подарить. Чем порадовать меня.
Жаль, что ему такое не под силу. Смерть нельзя отменить. Я знаю это. Отчаяние в моей душе восставало против этого знания, но я гнала его прочь, потому что мне предстояло неотложное дело.
Я снова подняла склянку и легонько встряхнула. Гранулы внутри тихо зашуршали, словно поддразнивали меня.
— Как ты думаешь, что там? — проговорила я.
Слова прозвучали сдавленно, словно выходили через силу. Я закрыла глаза и уронила руку. Мне не хватало воздуха — он стал плотным, как глина.
Было слышно, как Джафримель пересек комнату: наверное, он нарочно шагал не беззвучно, как обычно. Он остановился возле кровати и запустил пальцы мне в волосы. Прикосновение было нежным и интимным: именно так, бывало, он касался меня в Тоскане, когда хотел отвлечь от бесконечных лихорадочных штудий. Его пальцы с трогательной лаской скользнули вниз, по моей щеке.
— Лучше бы ты плакала.
Голос Джафримеля преобразил воздух, смягчив и позолотив его. Этот тон совершенно не походил на привычную мне сухую иронию, будто говорил кто-то другой.
— Чем тебе помочь? Скажи, что надо сделать, Данте.
Я поежилась. В сумке, висевшей у меня на бедре, что-то звякнуло.
— Насколько жестоким ты можешь быть? — Слова превращались в пепел на моих устах. — Когда я найду тех, кто это сделал, они должны испытать настоящие муки.
Последовала новая долгая пауза. Джафримель опять погладил мою щеку; его чувствительные пальцы скользили по коже, отчего по спине пробегали приятные огненные струйки. У меня перехватило дыхание, острая боль в груди унялась.
— Демоны разбираются в мести.
Он прикоснулся к моей верхней губе, прослеживая пальцем ее изгиб.
«О боги».
— А в чем они не разбираются?
— В людях. — Он ответил сразу, и так иронично, что у меня вырвался невеселый смешок.
Я достала три из четырех склянок и вручила ему.
— Держи. У тебя они будут сохраннее.
«Надеюсь, ты их вернешь. Но бьюсь об заклад, для тебя они не представляют интереса».
Он щелкнул пальцами, и маленькие пласглассовые контейнеры исчезли, как исчезали крохотные зверушки оригами, которые он складывал из моих записок. При этом он ничего не сказал — лишь стоял и выжидающе смотрел на меня.
Отметив про себя ловкость рук Джафримеля, я вдруг подумала: что же происходило с теми сложенными листками бумаги? Никаких сгибов на моих листах не было. Значит, тех бумаг, которые он выбирал, я больше не видела.
«Дэнни, не отвлекайся! Проблема не в Джафримеле. По крайней мере, сейчас. Знаешь, в других обстоятельствах это утешило бы тебя».
Черный юмор помог мне совладать с болезненным приступом вины.
Я тяжело вздохнула, открыла папку и забралась с ногами на кровать, отстраняясь от него.
— Вот, взгляни. Это заметки Эдди.
«Слава богу, мой голос звучит почти нормально, если не считать хрипа».
В горле саднило, но каждое слово выговаривалось внятно, с приятной хрипотцой. Однако внутри меня кипела ярость.
— Скинлин… — Джафримель присел на кровать рядом со мной. Неужели в его голосе прозвучало сомнение?
— Он был… хорошим человеком, — сказала я.
«С точки зрения демона?»
Но я несправедлива: Джафримель пытался быть добрым. Я сглотнула стоявший в горле ком с привкусом желчи и повторила:
— Был.
Я опустила голову и уставилась на снимок искалеченного тела Эдди: мертвые глаза смотрели на меня с осуждением.
— Боги всевышние! — потрясенно прошептала я, словно меня ударили.
— Можешь на минутку успокоиться?
Джафримель откинулся назад и развалился на кровати, опершись на локти. Странная поза, особенно для того, кто привык всегда держать себя под контролем. Он казался уязвимым: волосы взъерошены, живот как будто подставлен под удар.
39 
