22 
«У тебя есть мечта, у меня ее нет». Я давно не мечтаю о том, что наступит нечто или некто и жизнь моя изменится, я стану востребованной и денег будет вдоволь. Раньше мне казалось, что свобода – это получать все, что хочешь, а сейчас подозреваю, что свобода в том, чтобы не хотеть.
- Мне сказали, что я занимаюсь херней,
- но мне хочется быть исключительно мной,
- я не верю в героев, мне жалко себя,
- я, наверно, умру, никого не любя.
- Ты умрешь от того, что ты будешь стара.
Да, вот так, в трудах и душеспасительных мыслях, я и провела этот дивный день, вечер и часть ночи… Сломалась к четырем утра, когда оказалось, что уже некоторое время я прикасаюсь к своему лицу и вспоминаю. Как щека моя прижимается к его натовскому свитеру, огрубевшему от стирки в слишком горячей воде. Как я слегка поворачиваю голову и сквозь шерсть и хлопок вдыхаю легкий запах тела, почти неуловимый, но подкашивающий ноги вернее травы. Как я поднимаю лицо, прикрываю глаза и замираю – потому что знаю совершенно точно: сейчас мне на лоб опустятся его волосы, скользнут по щеке, а потом я почувствую губы. И еще потому, что, если этого не произойдет, я, наверное, умру. От этого я умру однажды, а вовсе не от того, что буду стара. Так что очередной побег мой не удался.
Все уже давно закончилось, а он не меняет позы, не поднимает головы – десять минут, двадцать, полчаса. Потихоньку возвращается физический дискомфорт, наш пот остыл и холодит кожу, и все искры в глазах давно угасли, и пить страшно хочется, но тут он слепо протягивает руку и проводит ладонью по моему лицу, и все взрывается.
Я наслаждаюсь своей уязвимостью. Он предлагает встретиться около метро, и я решаю, что в дом он меня не позовет и вообще собирается со мной расстаться. А он хочет всего лишь зайти в магазин.
Он говорит мне на прощание: «Я был так рад с тобой», – и я прихожу к выводу, что продолжения не будет, потому что он собирается со мной расстаться. Или – о какой-то своей девушке – «я живу с ней». А меня охватывает жар, и сердце совершенно банально останавливается, потому что он конечно же «собирается со мной расстаться». (Все время на этом попадаюсь: я-то иначе пользуюсь словами, и мне сразу в голову не приходит, что «был» не обязательно означает «а теперь не буду». Что человек может сказать «жить» в смысле «совокупляться», а не «жить вместе». Только когда он трижды повторил «она на нем женилась», стали закрадываться кое-какие сомнения – может, не всегда «собирается со мной расстаться»?)
Каждый раз после такой встряски хочется замедитировать, расслабиться, подышать и перестать относиться серьезно ко всякому слову, взгляду и вздоху этого невоспитанного ангела. Но только что тогда останется от любви, если не холодеть, не задыхаться, не сгорать каждый раз, когда он просто смотрит, молчит или произносит всю эту потрясающую, невозможную, косноязычную фигню?..
* * *
Мы валяемся на кровати, томясь от скуки, и я говорю ему:
– Давай играть в сексуальные игры. Например, в школьницу.
– Не хочу. Мне от настоящих школьниц отбоя нет.
– Жаааль. Ты бы так чудесно смотрелся в фартучке и с бантиком…
Небольшой компанией мы гуляли полдня. Слишком жарко, к тому же я объелась грибов (не тех, а шампиньонов), и было мне тяжело. Поддерживала только перспектива провести вечер вдвоем. Вдруг ему позвонил кто-то безымянный, и после коротких переговоров («Ты где? Это моя ветка, сейчас подъеду», – а я слушала и, как это принято, «холодела от предчувствия, несмотря на жару») он собрался уходить. Попрощался и, спускаясь в метро, посмотрел на меня… с тревогой и нежностью. Да, с тревогой и нежностью, сложно так посмотрел. «Не обидишься? Мне правда нужно. Я хочу тебя. Не расстраивайся». Не понимаю, как он это делает молча, глазами (или как я это слышу? или как я убеждаю себя, что слышу…), но одного взгляда достаточно, чтобы я и он снова оказались на одной стороне.
От этого длинного дня осталось только его лицо, которое я вспоминаю с такой тянущей и щекотной нежностью, что хочется разрезать себе живот снизу вверх и вскрыть грудь, чтобы почесать сердце.
Мне нужно найти хоть немного внутренней свободы. И завтра я уйду в леса, стану бродить одна, пугая белок. С еловой хвоей в волосах, в промокших кедах и с палкой. Возьму с собой колбасы и не вернусь дотемна.
Или в «Охотный ряд», проведать Экко, Бенеттон и дурочку Дженнифер заодно. Возьму с собой денег и не вернусь до закрытия.
22 
