28 
Мы мило поговорили в том же духе, уже собралась было я уходить, но Тина, убегая на работу, попросила покормить кошку, и пришлось задержаться, чтобы разморозить мясо. И вот. Он шепчет мне на ухо: «Значит, время уклоняться от объятий? Ну-ну», – не прекращая делать то, что он делает, а я спрашиваю: «А ты ей верен?» Он говорит: «До сего дня получалось». И я понимаю: для него наступил роскошный период лишения невинности – он теперь раз пять ее будет терять с каждой знакомой женщиной, рассказывая, что не устоял исключительно перед ней, а так – ни-ни. Я молчу, до последнего молчу, а потом все-таки выкрикиваю его имя, как прежде, и он почти сразу же кончает. После этого мясо признали оттаявшим, кошку покормили, и я лишь отметила, что слишком быстро он разморозил мясо в этот раз – то ли холодильник сломался, то ли еще что.
Но в общем, скучно. Самым интересным в нем была моя любовь, теперь – ничего особенного.
Созерцание этого человека, прежде ненаглядного, погрузило меня в такое глубокое недоумение, что я бы захлебнулась им, не вынеси меня на поверхность второе, столь же сильное чувство – скука.
Я отказываюсь верить, что все это было – настоящее счастье, настоящая печаль, потому что сухой остаток чувств укладывается в прелестный жест. Слегка, по-тайновечорному, разведенные руки, вращение левой кистью, раскрывающейся цветком, и произнесенное с некоторым извинением «но я… любила его…».
Мне теперь кажется, что J тогда испытывал бесконечное смущение. Один из вас… мне неловко об этом говорить… ну, бляаа… Он продолжает, опустив глаза. Я действительно сожалею, но нынче же ночью один из вас… И самое стыдное во всей этой истории будет знаете ли что? Этот человек всерьез считает, что изменил нечто в моем пути. Что за этот вот мешочек можно было продать (а можно и не продать) и дорогу, и крест, и полуденный жар, и следующие две тысячи лет. Это всегда так неловко, когда замечаешь – как же ты глуп, душа моя.
Ах, ну я, конечно, не сравниваю, но иногда так остро вдруг понимаешь, что вне зависимости от времен и масштаба личности чувства не изменяются – любовь, разочарование, отчаяние. Мы сплевываем ту же горечь, что сводила рот людям три века назад, и та же нежность расплавляет кости и растворяет мысли нынешней девочке, как и какой-нибудь восьмисотлетней давности даме, влюбленной в менестреля. Трубадура. Трувера. Миннезингера, наконец.
Можно ли считать счастливой жизнь, если каждые полгода приходится напоминать себе: «Забыть значит начать быть»?[5]
Только такую и можно.
Но не скука меня доконала, другое: он рассказывает о нас. Люди добрые, он же еще хвастает! Через третьи руки узнаю свежую сплетню, что я, оказывается, вернулась к нему.
А потом он позвонил.
После телефонного разговора со мной случилось нечто похожее на обморок (насколько вообще способна на обмороки моя здоровая натура) – я доползла до кровати и мгновенно заснула на три часа.
Он сказал мне следующее: «Я понял, что любовь – любовью, а бизнес – бизнесом, и не нужно заниматься с тем, кого любишь. Поэтому давай поработаем вместе. Будешь моим продюсером». Услышав мое глубокое молчание: «Я такой циничный, да?» Нет, просто дурак. Нашел способ уговорить женщину – «я тебя не люблю, и поэтому». Но это я только подумала.
Проснулась с противной температурой 37,3° и в ярости.
Стала обдумывать месть. Наверное, скажу ему речь.
«Я все думаю, на что бы тебя приспособить.
Для романтических отношений не годишься – ты меня не любишь.
Для секса не подошел, слишком уж болтлив.
В творческом плане – тоже, мне перестали нравиться твои работы.
В вопросах бизнеса я бы сказала, что ты ноль, но ведь есть еще и отрицательные числа.
Остается вариант эскорт-услуг – мне полезно познакомиться с разными людьми, а ты все еще красив, мы могли бы вместе выходить в свет.
Но до Нового года я работаю как лошадь (у меня, видишь ли, появились постоянные заказы в журналах), а потом истечет срок, отпущенный тебе на перемены. От тебя и так осталась половина, а к середине зимы, полагаю, ты совсем распадешься.
И почему это ты пытаешься использовать именно меня для организации своих дурацких дел? Тебе прекрасно удается работа с посредственностями, путем несложных манипуляций и простеньких сексуальных практик ты умудряешься добиться вполне адекватных результатов. Так поручи это своей девушке! Зачем пытаться подмять столь ненадежное «творческое» существо, как я, с кучей принципов и разноцветных фобий, и приставить его к продюсерской деятельности? Это короли назначали художника или поэта главным постельничим, а ты всего лишь мальчик с окраины, таланты на побегушках тебе не по карману.
28 
