очень нудно 
26 
Как-то однажды, вернувшись после очередного визита к Мастифу, Череп усадил Марину перед собой на кухне и серьезно спросил:
– Вы хотите знать, кто убил вашего Федора?
Коваль замерла на краешке стула, не в силах сказать ни «да», ни «нет». Череп вздохнул, закурил, глядя поверх ее головы:
– Я знаю, Марина Викторовна, вы думаете, что это Мастиф сделал. Это не так. Случилась пьяная разборка в кафе, гуляли какие-то отморозки молодые, а ваш Федор оказался там же, должен был встретиться с приятелем. Малолетки подняли какой-то базар, что-то за деньги вроде, стали орать, дебоширить, и он, Федор, сделал им замечание. А среди них нашелся какой-то идиот – ствол вырвал, ну и…
Череп замолчал, осторожно глядя на Марину и ожидая реакции. Коваль по-прежнему молчала, убитая нелепостью ситуации – боевой офицер, спецназовец, прошедший Чечню, погиб так глупо и зря, застреленный распоясавшимся пацаном…
Марина молча встала и ушла к себе, прихватив бутылку текилы. Охранник не посмел перечить – понимал, что ей нужно как-то расслабиться, чтобы смириться с потерей. Хотя вряд ли с этим можно вообще смириться. Он очень хотел помочь ей – специально выяснял подробности, нашел даже тех, кто видел, как убили Волошина, только бы Марине стало легче…
Со временем Марина даже привыкла к постоянному присутствию Черепа в своей квартире. Он заботился о ней, готовил, заставлял есть хоть что-то и ограничивал дозу алкоголя и количество выкуриваемых за день сигарет. Правда, она иногда довольно сильно доставала его, потешаясь над многочисленными талантами, но он терпел, а когда становилось совсем невыносимо, просто уходил в другую комнату. Хотя было кое-что, заставившее Марину относиться к навязанному охраннику с интересом и даже определенной долей уважения. Не смотря на судимость, Череп оказался довольно неплохо образованным парнем. Он был сдвинут на японской культуре и кухне, на всяких единоборствах и кодексе самурая, а так же неплохо владел японским и мог подолгу декламировать непонятные пятистишия в оригинале. Она начала прислушиваться к этому и даже получать некое удовольствие.
Так и жили. И однажды, душной июльской ночью, не вынеся пустой одинокой постели, Коваль вошла в зал, где спал на диване Череп. Его такое страшное днем лицо сейчас, во сне, не таило никакой угрозы – он спал, безмятежно забросив за голову руки, одеяло сползло, обнажая мускулистый торс. Марина почувствовала, что сейчас сойдет с ума, если не получит власти над этим телом, если Олег не возьмет ее прямо здесь, на этом диване, на полу, где угодно, где только ему захочется… Она опустилась на колени и осторожно поцеловала его в губы. Олег открыл глаза, не сразу сумев сообразить, что происходит:
– Ты?!
– Тихо, молчи, Олег, не надо говорить ничего, – прошептала Марина, продолжая целовать его. – Я сделаю все сама…
Обалдевший Череп таращился на нее, а она сорвала шелковую рубашку и попросила:
– Закрой глаза, если тебе неприятно видеть мое тело, только, пожалуйста, не прогоняй меня. Я хочу побыть с тобой, мне очень нужно побыть с тобой…
Он сел, привлекая женщину к себе и прислоняясь лицом к ее животу, горячим дыханием согревая его.
– Разве кто-то смог бы отказаться от тебя? Я ждал этого так долго… – бормотал он, целуя ее тело. – Ты слишком нереальна для бандита-телохранителя, слишком хороша, красива и самостоятельна… Но я так хочу тебя, что не боюсь последствий.
И Марина поняла, что он имеет в виду – Мастиф регулярно и дотошно выспрашивал, как ведет себя Череп, не распускает ли руки, не позволяет ли чего-то лишнего.
– Успокойся, ты не Мастифа трахнешь, а меня.
– Это почти то же самое, – усмехнулся Олег. – Но мне все равно, я должен узнать, какая ты, и я это сделаю, даже если рискую головой при этом.
Он узнал все о ней за эту ночь, и это ему понравилось. Она ничего не боялась и не прерывала процесса, даже уже замученная до полубезумного состояния, до дрожи в ногах и во всем теле.
– Я не сделал тебе больно?
– Мне?! – искренне удивилась Коваль. – Ты посмотри внимательно, я не такое еще видела. Боль он мне причинил, а как же!
– Я убью эту сволочь сегодня же, – процедил Череп сквозь зубы.
– Зачем? Пусть живет, мне это безразлично уже.
Он закрыл ее рот поцелуем, раздвигая губы языком. Оторвавшись, спросил:
– Ты не сердишься на меня за мою наглость?
– А ты? – улыбнулась она в ответ. – Ведь это я вломилась к тебе! Люблю получать желаемое сразу, не оттягивая.
26 
