20 
В том же году стало известно, что и американская администрация вовсе не скупилась на затраты в этой гонке за «лидером». Один из ведущих парапсихологов США, С.Крипнер, в 1973 году состоял консультантом программы правительства по субсидированию исследования ряда выдающихся экстрасенсов. Подлинное назначение контрактов обычно тщательно скрывается. Так, например, один из контрактов, выданных в первой половине 1970–х годов, предусматривавший, в частности, исследование возможности дистанционного воздействия на здоровье политических лидеров, назывался «Новейшие механизмы передачи биофизической информации».
Разговоры о том, что США отстают от СССР в разработке «сверхъестественного» оружия продолжались и позднее.
На суперобложку вышедшей в США книги американских журналистов Г. Гриса и У. Дика «Новые советские парапсихологические открытия» было вынесено заключение ее авторов о том, что в СССР достигнут такой прогресс в контроле над мозгом и в области парапсихологии, что «Кремль уже сейчас готов приспособить эти знания для военного использования. Летом 1977 года стало ясно, что СССР рассматривает парапсихологию как серьезное дело — точка зрения, которую мы на Западе больше не можем игнорировать». В этой же книге утверждается: «От агентов ЦРУ пришли сообщения, что русские могут телепатически влиять на поведение людей, изменять их эмоции или здоровье и даже убивать на большом расстоянии, используя только парапсихические силы».
* * *
…За несколько дней до XIX партконференции, проходившей, как известно, в Москве, известного советского экстрасенса Виктора Ивановича Балашова пригласили в одно из Управлений КГБ. Там ему показали фотографии двух самодельных взрывных устройств с часовыми механизмами. И то, и другое нашли в метро пассажиры. Заметив кем—то «случайно» забытую сумку, они отнесли ее в милицию. Дежурный милиционер развернул сверток…
Если бы нашедший вынес его из вагона на следующей станции или просто замешкался, мощный фугас мог бы взорваться у него в руках — до взрыва оставалось всего пять минут. В другой бомбе, когда ее вскрыли, запас времени составил около получаса…
Можно представить, какая тревога охватила службы, отвечающие за безопасность в городе. Тем более накануне политического события, к которому было приковано внимание не только в стране, но и за рубежом. Лучшие эксперты скрупулезно обследовали каждый миллиметр взрывных устройств, но не обнаружили ни малейших зацепок. Не оказалось даже отпечатков пальцев, что вообще—то выглядело странным.
В этой исключительной ситуации было решено прибегнуть к неординарному способу поиска террористов — с помощью экстрасенса.
«Прежде всего меня спросили, — вспоминал Виктор Балашов, — могу ли я указать, где были изготовлены бомбы. Я “увидел” как бы сарай из белого кирпича на окраине Москвы. Если ехать по Ярославской дороге, то по правую руку, не доезжая до первой станции. Моих собеседников не менее интересовал вопрос, кто подбросил бомбы, как выглядели террористы. Их я “увидел” тоже без труда. Особого труда в этом деле, собственно говоря, и нет. Картинка либо приходит, либо не приходит. Здесь она пошла, и я смог подробно описать тех, кто подложил бомбы в метро. Оба молодые, но один постарше. Тот, что старше, — крепкого, спортивного типа парень в куртке. Другой — совсем молоденький, поменьше ростом, круглолицый. Когда я давал их словесные портреты, один из моих собеседников воскликнул: “Так вы же описываете тех, кто принес эти бомбы!” Я возразил: “Вы просили меня назвать тех, кто бомбы подбросил. О них я и говорю”. После этого я описал путь каждого: на какой станции вошел в метро, где делал пересадку, в каком вагоне ехал. Тогда принесли фотографии тех пассажиров, которые, как считалось, проявили чуть ли не героизм, нашли и сдали свертки в милицию. Я только взглянул — они! “Бдительные пассажиры” были те самые двое, что вошли с бомбами в метро. Когда у них брали показания, был записан путь, которым ехал каждый: на какой станции вошел, где пересаживался, в каком вагоне ехал и т. д. Оказалось, что их маршруты полностью совпали с теми, которые я воспроизвел.
Как я тогда понял, никакого злодейства не предполагалось. Накануне партконференции кому—то очень было нужно ради каких—то политических игр создать видимость угрозы террористических актов. Многие москвичи помнят, как тогда на всех станциях метро дикторский голос беспрерывно призывал тех, кто в такой—то день во столько—то часов и столько—то минут следовал по такой—то линии и заметил, кто оставил в вагоне сумку с изображенным на ней женским профилем, срочно позвонить по такому—то телефону. Поняли ли мои собеседники, что случившееся если и было террористическим актом, то не столько в прямом, сколько в политическом смысле? Я не уверен. Объяснять очевидное я им не стал…»
20 
