очень нудно 
55 
— О чем вас просит бывший генеральный прокурор? — щебетали неутомимые папарацци.
— Он просит… просит… передать ему результаты моих расследований, — нашлась швейцарская коллега обезумевшего юриста.
— Каких расследований? — опешила пресса.
— Бородино! — выкрикнула швейцарка единственное известное ей слово, так много говорящее всем жителям Европы. Откуда ей было знать, что жителям современной России это слово тоже кое о чем говорит?
— Ильич копает под Бородина! — перешептывались ведущие политики. — Кранты Палычу!
Обычных забав Ильичу уже было к тому времени мало. Группа его поддержки, состоявшая из сторонников крепкого хозяйственника и отборной криминальной элиты тех краев (впрочем, эти множества процентов на девяносто пересекались), не уставала поставлять ему жриц любви, но он уже отвергал стандартный секс и требовал крутого садо-мазо.
— Побей меня еще! — кричал он так, что журналисты, дежурившие за дверью, испуганно переглядывались. — Покусай! Поколи, я требую, я даю санкцию — поколи!
— Какого-то Пакколи требует, — шипели телерепортеры. — Тише вы, не слышно!
Неоднократный показ по телевидению пленки о похождениях Ильича доставил ему нешуточную славу. У него появился даже клуб поклонников — «За единственного политика, который реально может!». Эти люди выдвинули его кандидатом в президенты родины и организовали ему турне по ней с выступлениями перед массой.
— Как будем бороться с коррупцией? Что будет с президентской семьей? Что ждет прессу? — спрашивали его наперебой, и на все он отвечал единственным глаголом, заменявшим ему все остальные-…!
— Значит, сильная рука? — понимающе переглядывались обыватели.
— Зачем же рука! — ободрял их Ильич. — Хватит уже рукой! Слава Богу, сколько уже времени мы все рукой да рукой! Пора уже по-настоящему, как большие…
Слова его тонули в приветственном грохоте.
— Ильич научит вас любить Родину! — восклицали фанаты Ильича из числа его бывших клиентов, и только подозрение, что в душе нация по-прежнему целомудренна, удерживало их от организации эротического шоу с Ильичом в главной роли. В качестве Родины предполагалось использовать широкобедрую красавицу, но народ мог не понять.
За это время в стране сменилась власть, и новый глава даровал семье прежнего пожизненную неприкосновенность. Ильич толком не понял, что произошло, — он только услышал, что кого-то больше нельзя трогать, и выступил с резким протестом:
— Как это нельзя трогать? Всех можно!
— Он против неприкосновенности! — выл коммунистический электорат. — Ура Ильичу!
Но случилось так, что по части применения любимого Ильичева глагола у него нашелся серьезный конкурент. Пока он еще только призывал употребить Березовского и лично употреблял на экране двух никому не известных баб, исполняющий обязанности президента успел поиметь на глазах у всего народа целую область родной страны, а также основательно притиснул ее столицу, спасшуюся только ценой заверений в своей полной и безоговорочной лояльности. И.о. окончательно добил Ильича, представ на экране не с двумя, а с двадцатью двумя шлюхами обоего пола, которые с горящими глазами сладострастно облизывали его, и все вместе называлось серией предвыборных интервью. Эту пленку, в отличие от Юриной, народ смотрел ежедневно, и штаны его были мокры: у половины — от страха, у другой — от возбуждения.
— Как он их так укладывает-то? — завистливо спрашивал Ильич. — Тоже за деньга?
— Не похоже, — смущались его советники.
— Так как же?! — чуть не плакал Юра, но советники были бессильны ему объяснить, что если кто берет по-настоящему — тут уж не до вопросов, давать или нет.
— Когда были объявлены результаты выборов, Ильич не поверил своим ушам.
— Полпроцента?! — кричал он. — Пусть не первый пусть даже не второй, но полпроцента?! Да я вас всех, всех, всех!
Но — странное дело! — знакомого возбуждения он не чувствовал. Что-то было не то, что-то раз и навсегда сломалось, и, ощупав себя, Ильич понял, что именно Не вынеся нервного потрясения, он навеки вернулся в тот статус, откуда его так неожиданно извлекли жрицы любви. В ужасе упал он на родную землю, словно собираясь публично любить ее, и хриплый стон вырвался из его уст. Он долго катался по мартовской грязи, но вдруг кто-то сзади похлопал его по плечу.
Ильич обернулся и безумным взглядом окинул подошедшего. Перед ним стоял бывший и.о., ныне всенародно избранный.
55 
