очень нудно 
134 
Тому, кто знаком с «медицинским антуражем» лишь по выхолощенным отечественным развлекательным сериалам, где интерны бродят по некой вакуумно-сферической больнице из хирургического отделения в родильное через дерматовенерологическое в уличных ботинках, офисных костюмах и галстуках, поверх которых накинут белый халат, – и близко не представить, каково оно там на самом деле. Те, кто предпочитает сериалы заграничные, где очередной клуниобразный красавчик в зелёной пижаме или хаусоподобный харизматик с брезгливым выражением некрасивого лица спасают, остря (или острят, спасая), тоже весьма и весьма далеки от реалий. Как нынешних, так и конца века двадцатого. Хотя, полагаю, для студентов – настоящих, а не телевизионных – мало что изменилось с тех пор.
Ах, какими уютными и комфортабельными показались нынче Полине раздевалки циклов пропедевтики третьего курса на базе второй ГКБ. При терапии – вход с Пастера – была чем-то похожая на театральную раздевалку. И охраняла её вредная, но добрая бабка, сюда же вешавшая верхнюю одежду посетителей. Да, не очень ловко было, прыгая на одной ножке, надевать моющиеся тапки или снимать шерстяной свитер одной-единственной девушке посреди двадцати мужских рыл. Но на пропедевтике внутренних болезней никто не заставлял полностью переодеваться. И хотя и сидели они на занятиях посреди коридора отделения, лишь изредка допускаясь в клизменные или даже в манипуляционные, но всё равно – всё было по-домашнему. Или вот пропедевтика хирургических болезней – вход с академика Павлова со двора, вниз по лесенке и в неприметную облупленную дверь – тесная каморка, где всё навалом на скамьях, но зато запирается на ключ, ключ – у старосты. В отделение всё равно попадаешь редко, всё больше сидишь в учебном классе и конспектируешь, как невменяемый. Что не запишешь на занятиях – позже дома изволь. Ещё один занимался подготовкой писарей – бесцветный доцент Демидов. Никогда не повышал голос. Вообще никогда. Куда-то надолго пропадал – «приду, проверю!» – выдавая ротапринтные копии схем-последовательностей введения растворов при разнообразных шоках. Никогда не проверял. Все почему-то опасались тихого и никогда не проверяющего ничего доцента – и переписывали как миленькие. Очень все эти «ненужные» конспекты пригодились и на четвёртом, и на пятом, и на шестом курсах. А иным – и много позже, уже в самостоятельной работе. Куда он пропадал? В операционную. Почему студентов не брал? Там интернов достаточно. Студенты пусть пишут. Зелёные ещё, несчастный третий курс. Вон, Полина Романова в обморок шлёпнулась, увидав, как неаккуратная неопытная медсестра фасона «руки из жопы под крюки заточены» катетер в вену устанавливала. А говорит, что в травматологии работает. Вполне вероятно, кстати. Переключение режимов или, например, не поела с утра. И – да! – свитер шерстяной не сняла. Нельзя в отделении в шерстяном свитере, девочка. И даже не потому, что инфекция – ты сюда ничего не принесёшь, а вот на свитере своём – очень даже может быть, что-нибудь унесёшь, – а потому что жарко, жарко. Здесь очень жарко! Это же реанимация гнойной хирургии!.. Ах, где бы был ваш «доктор» Хаус, подсаженные на сериалы барышни всех возрастов, если бы вы были знакомы с Александром Демидовым! Жалкое подобие левой руки ваш английский комик по сравнению с бесцветным, никогда не повышающим голос, настоящим доктором Демидовым…
В общем, уютные три года прошли.
На году четвёртом оказалось, что вот тот вот сарай на задворках одиннадцатой ГКБ – кожвендиспансер. И кафедра дерматологии и венерологии при нём. Точнее – на базе. И раздевалка там – мама дорогая! – вон там, за туалетом для амбулаторных больных, без двери, с выбитым стеклом, всеми ветрами продувается. Ждите в конференц-зале («Да в нашей коммуналке кухня больше, чем этот «конференц-зал!»«), да, чтобы все переоделись в пижамы и моющиеся тапки. И дежурного в раздевалке оставьте, не то без сапог домой пойдёте. Буду через полчаса!
Как же, будет он через полчаса. Он тут – «блатной специалист», вы, студенты, ему до сраки кари очи, уж простите. Для почасовки. Вы пока учебники читайте, он придёт часа через два – спросит. Или расскажет что-нибудь. Можете походить туда-сюда по залу, чтобы не окоченеть… На обход? Да чего вы на том обходе забыли! Зачем тогда переодевались? Так вы в клинике, в кли-ни-ке!!!
Пришёл, заговорил. Заслушаешься… Страшное дело – кожвен. И кожные, пожалуй, на вид страшнее, чем венерические. Вот мальчик-подросток, болезнь Дарье в ужасно тяжёлом варианте течения. Редкое наследственное заболевание. Надо же было встретиться двум рецессивным генам, как будто его родители – близкие родственники. Ан нет! Выясняли. Мама – откуда-то из далёких-далёких зауральских просторов, русская. Папа – хохол стопроцентный, гуцул потомственный. А вот поди ж… Долго выяснить не могли – она же с половым созреванием расцветает, эта Дарье. И похлеще псориаза будет. Псориаз при обострении – ну, чешуя и чешуя, ну, пятна. А тут – не чешуя – броня! Хитин. А вымачивать-отмачивать-соскабливать – совершенно беззащитная кожа, лишённая эпидермиса. Как после ожогов. Крайне болезненные ощущения. Как лечится? Да никак не лечится. Вы что, не знаете шутки про кожных врачей? У них самые постоянные пациенты – потому что никогда не вылечатся, но и умрут не скоро. Жаль мальчонку, да. Ну, может, после того, как совсем дозреет по-половому, эта болячка редуцируется – такое бывает, что правда – крайне редко. Реже псориаза, который иногда сам проходит. Ну да болезнь Дарье и сама реже псориаза. Что? В учебнике нет болезни Дарье? Мало ли чего в учебнике нет… Там тайны жизни и смерти тоже нет, а люди всё рождаются и рождаются, всё умирают и умирают!
134 
