очень нудно 
65 
Эмма Вячеславовна, добрейшая старая дева, даже не поняла, что студенты, мягко скажем, не в себе. Пьяные в зюзю. Не заметила. Когда она видела именно этих студентов именно этой группы, у неё внутри всё заволакивало туманом такого томления, что она опускала глаза в журнал, да так и сидела два академических часа, едва дыша, стесняясь своего собственного наслаждения атмосферой, нахлёстанной под завязку андрогенами. Почему-то для юной Романовой вся эта братия была просто одногруппниками, а для Эммы Вячеславовны, девственницы в последнем приступе молодости, они все были вовсе не студентами, а мужчинами. Мужчинами!! Мужчинами!!! Фу-у-у-у… Фу, что ей только не чудилось за те самые пресловутые два академических часа! Такие картины проплывали мимо, что Калигула бы застеснялся. Видимо, только предвкушение полутора часов этого сладкого томления так застило ей очи, что она и не заметила, что парнишки явно лыка не вяжут.
Возможно, этого и вовсе не выяснилось бы. Если… В общем, Эмма Вячеславовна, как обычно уткнув нос в ассистентский журнал, предалась мечтательным томлениям и томительным мечтаниям, параллельно в обычной своей манере призывая к ответу по алфавиту. Как Романова ни тянула руку, пытаясь спасти ситуацию, – не помогло. Её протянутой руки Эмма не видела, а фамилия на «эр» сами знаете когда наступает в соответствии с тем же алфавитом. После пэ. Потому и полный пэ наступил гораздо раньше, чем буква «эр».
Тема была простая. Требовалось всего лишь ответить устройство клапанного аппарата сердечной мышцы. Но когда даже студент Евграфов не смог выговорить слово «атриовентрикулярный»… Тут у Эммы впервые закрались смутные подозрения насчёт изменённого состояния сознания вверенной под её опеку группы.
– Атр… Ветр… Трикул… Блин! – вовсю хохотал Примус. – Атрикуловентлярный! Трикуловентриальный! Какое богатство фонетики! Серый, а ну-ка ты!
– Атр… Атр… Атр… – пытался выговорить Серёжка Пургин.
– Не атр, а абыр… Абырвалг! Абырвалг! Абырвалг! – басил Тарас.
– Атриовиртикулярный! Тьфу! Щас-щас, Эммочка Вячеславовна… вовна! Щас я скажу! – размахивал руками Примус, ища точку опоры. – Атрио… Атрио… Ох, дайте воды кто-нибудь! Атр… Атр… Романова, открой окно! Нечем дышать! Какие скоты напились?! – командовал Примус.
Эмма Вячеславовна совсем было уткнулась в журнал и заиграла всеми цветами картины Винсента Ван Гога «Воспоминания о саде в Эттене», известной также как «Арльские дамы»[25], но тут услышала откуда-то с задней парты звук. И звук этот был:
– Буэ!
Звук повторился. Тоху рвало. Ему-то казалось, что блюёт он тихо, интеллигентно и совсем-совсем незаметно. Но увы, в объективной реальности, которая не меняется просто потому, что у неё нет сознания и ей глубоко плевать на наши ощущения, всё выглядело и звучало несколько иначе.
Проблевавшись, Тоха не успокоился. Потому что любой интеллигентный человек знает: внезапно намусорил – убери! И Тоха стал, как ему казалось, тихо и осторожно (то есть очень громко и очень медленно – и оттого ещё громче) вырывать страницы из весьма форматного учебника нормальной физиологии. Плотные такие, добротные страницы. С хрустом. Во внезапно наступившей тишине раздавался только треск бумаги. Надрав страниц, Тоха бухнулся под парту и стал ими размазывать по полу то, что он туда прежде изверг.
– Вы! – вдруг вскочила Эмма Вячеславовна. – Как вы смеете!.. Как вы смеете!.. – Она никак не могла придумать, что же такое они смеют, а чего, как последние дураки, никак не смеют. – Как вы смеете портить библиотечную книгу! – наконец-то взвизгнула Эмма.
– Эмка, ну ты чо! – сказал ей Тоха из-под стола. – Я ж не свинья. Я ж должен слегка прибраться. Не, ну пара закончится, я помою как положено. Я ж не хотел мешать занятию, а ты!.. Кстати, Эмка, а ты чо сёдня вечером делаешь? – всё так же из-под парты поинтересовался Тоха.
Этого Эмма уже не выдержала. Она схватила журнал и с воплем: «Я напишу рапорт в деканат о том, что ваша группа сорвала занятие!» – покинула класс.
– Атриовентрикулярный! – выкрикнул ей вдогонку Примус. – Я смог! Атриовентрикулярный! Вот! Атриовентрикулярный!
Эмма Вячеславовна действительно написала рапорт в деканат с просьбой отстранить её от занятий с седьмой группой второго курса первого лечебного факультета. И преподавать у них нормальную физиологию стал доцент, доктор наук Владимир Николаевич Глухов. Упёртое занудное исчадие, большой знаток нормальной физиологии. Абсолютно равнодушный как к студентам, так и к студенткам. Человек-конспект.
65 
