очень нудно 
214 
— Ты тут один останешься, Саша.
— Я и до этого был один, и ничего, не умер.
— Нет, погодите, — желая предотвратить еще один раскол, влез Ять. — Погодите друг друга гонять, давайте сначала разберемся… За что его взяли? Он же из самых безобидных… Это может быть и ошибкой, в конце концов…
— Никакой ошибки, его вызвали на Гороховую. Он оттуда протелефонил в «Путь», чтобы не ждали, — у него там встреча была. Хорошо хоть разрешили сделать звонок.
— Ты-то откуда знаешь? — ехидно поинтересовался Корабельников. — Тоже, что ли, в «Путь» бегаешь?
— А что, я уже должен тебе отчитываться?
— Да нет, на здоровье. Может, ты и в Елагин похаживаешь за мармеладом?
Краминов сморщился, как от зубной боли, и вышел. Соломин продолжал невозмутимо уплетать пшенку.
— А вы действительно хотели бы разгона елагинцев? — спросил его Ять.
— Государство обязано уничтожать своих врагов, если не хочет, чтобы они его уничтожили, — пожал плечами красный барин.
— Так-таки уничтожать?
— Во всяком случае, не опускаться до полемики. Если люди явно хотят, чтобы их арестовали, — почему государство должно отказывать им в такой невинной просьбе? Русская интеллигенция обязана избавляться от остатков террористического сознания, — он царственным жестом отодвинул тарелку. — Это роковое заблуждение — что нельзя быть солидарным с властью. Если власть истребляет чуму, я, естественно, буду на ее стороне.
— А когда она задумает истребить вас, кто будет на вашей?
— Если я начну мешать России, дай Бог, чтобы у нее хватило духу расправиться со мной.
— Хватит, непременно хватит! — заверил его Ять. — Тем более что с точки зрения государства вы такой же микроб — только не чумы, а, скажем, холеры.
— Это ваше мнение, — ледяным тоном подчеркнув «ваше», Соломин прекратил спор. — Но позвольте вам заметить, что мы тут дело делаем, а потому споры неуместны. Если уж вы пришли в чужой монастырь, надо соблюдать его устав, а не обсуждать нравственность монахов…
— Николай Константинович, пожалуйста, не нужно таких аналогий! — тихо предупредил Фельдман. — Этот господин — давний член нашего Общества, и у него ничуть не меньше прав пребывать в нашем монастыре, нежели у вас. Не нужно все время подчеркивать, что вы занимаетесь делом… Я вот не занимаюсь никаким делом, кроме изучения новых слов в русском языке, однако вы не указываете мне на дверь…
— Вы тут с самого начала, — отрезал Соломин. — Вы были у истоков раскола. Ваш выбор был трудней. Очень легко сейчас сюда прийти, когда ясно, на чьей стороне сила. Но в январе это было вовсе не так очевидно, и тогда к нам примазываться отнюдь не спешили…
— Не беспокойтесь, господин Соломин, я уйду немедленно, — поднялся Ять. — У меня нет ни малейшей охоты примазываться к вашему победившему делу…
— Сидите! — рявкнул Корабельников. — А вы, Николай Константинович, не берите на себя слишком много…
Соломин воззрился на него в крайнем изумлении.
— Но вы сами только что чуть не выгнали Краминова!
— Краминов — мой друг, и я имею право с ним говорить, как хочу. Ять пришел как гость, он с нами недавно, у него есть право заблуждаться… тем более что мыслит он в правильном направлении…
— Должен вас разочаровать, Александр Александрович, — покачал головой Ять, — я мыслю без всякого направления, и это совсем неправильно, по-вашему говоря. Я все равно ушел бы — не сегодня, так завтра. Решительно не могу оставаться ни в одном клане дольше трех дней — и знаете, чем дольше я с вами живу, тем больше разуверяюсь в вашем деле. Спасибо, конечно, за приют, но классовая теория, кажется, отчасти верна. Мне надлежит сейчас быть с моим классом… и уж по крайней мере с теми, кого сейчас арестовывают.
— Это в чем же вы успели так разочароваться? — с неприкрытой злобой спросил Корабельников, вставая. Видимо, после бегства Льговского и выдворения Лотейкина приход Ятя был в его глазах хоть и небольшим, а все-таки козырем: всякий новый боец был в цене.
— Извольте, я объясню. Потерпите, потерпите, господин Соломин. — Ять видел, что аристократ разозлился всерьез. — Нельзя же, в самом деле, вот так уйти, не отблагодарив за гостеприимство. Вы все по-своему превосходные люди, и утопия ваша — тоже по-своему — чрезвычайно привлекательна. Но рассчитана она, к сожалению, на тех прекрасных особей, которых не бывает. Вам нужен новый человек…
214 
