очень нудно 
123 
О таких вещах Чак думал всегда. Сколько себя помнил. А помнил он себя – так чтобы хорошо, осмысленно, – наверное, лет с шести. Ростом он тогда был чуть выше табуретки.
«Я вырасту и всем вам покажу!» – кричал он своим сверстникам в кривляющиеся подбородки. «Я вырасту!» – топал он маленькой ножкой на отмахивающихся от него, как от назойливой мухи, вредных девчонок.
И он рос. Не спеша, как все.
«Класс, встать!» Все встают. А маленькому Чаку, что встать, что остаться сидеть – ни черта всё равно не видно. Что так – одни спины вокруг, что эдак. Правда, и его тоже не видно… Эх, маленький, маленький Чак. Человечек по прозвищу Чекушка.
«Почему я такой? Я должен быть выше… Как все!»
И он становился выше. Просто как будто отставал немного. Задержался на старте и теперь никак не мог нагнать. И это отставание, этот разрыв – не давали ему покоя.
Неплохой колледж – спасибо родителям. Детские простые и грубоватые насмешки сверстников остались в прошлом. Их сменили перешёптывания и политкорректные смешки девочек на трибунах в спортзале.
Какие-то ферменты, витамины, гормональные препараты… Родители старались помочь, чем могли.
«Я должен! Должен быть выше!»
И он становился выше. Но мужчины и женщины вокруг тоже становились выше. Старые приятели становились выше и женились. Становились выше вредные девчонки и выходили замуж. Рожали выросшим мужчинам детей, и те, в свою очередь, становились выше не по дням, а по часам, догоняя Чака в его вечной «гонке за лидером».
Он никогда не опускался до высоких каблуков, приподнятой феном шевелюры или, там, бейсболки на размер меньше, нет. Он боролся. Часами – до посинения фаланг пальцев, висел на турнике, встроенном в дверной проём. Бассейн каждый день. Гимнастика на растяжку. В общем, всё, что советовал терапевт. Пожилой симпатичный добрый дядька. Невысокий, к слову. Всего-то метр семьдесят. Но не метр же сорок семь! Каково, а?! Нет, каково каждый день по нескольку раз садиться в лифт с НОРМАЛЬНЫМИ людьми и дышать им в пупки, в подмышки?! Бояться, что они перепутают тебя с мебелью и поставят на голову сумочку, чтобы дать отдых рукам!
Мужчины – как призрачные тени великанов в вагонах метро. Женщины – недоступные прекрасные вершины…
Метр сорок семь. Вот уже больше года без изменений. Как приговор.
Квартирка на семнадцатом. Офис на двадцать четвёртом. Лифт – четыре раза в день минимум. Метро – два раза. Автобус. Раздевалка в бассейне… К чёрту бассейн! Всё бессмысленно. Крепкая фигура, широкие плечи… Что толку! Если на тебя в гостях набросят пальто, как на вешалку, если вообще заметят!
«Я ничего больше не могу изменить в себе. Просто МОЙ мир должен был быть ниже…»
Так думал Чак в тот печальный дождливый вечер, сидя на диване, прижав колени руками к подбородку и, созерцая через огромный экран окна бисер дождевых капель, которые быстрыми паучками иногда сбегали по стеклу вниз…
«Вниз, вниз, ниже, ниже…»
Интересно, сколько ещё коротышек думали похоже в этот час? Видимо, достаточно. Ибо иначе дальнейшие события никак не объяснить.
Открыв глаза, реагируя на звук будильника, Чак понял, что заснул вчера на диване. Он встал, потянулся вверх по многолетней привычке и… чуть не разбил руками плоский стеклянный плафон люстры над головой.
Вам, НОРМАЛЬНЫМ, не понять. Представьте – если бы вы вдруг ночью вышли в палисадник подышать воздухом, потянулись и… дотронулись до Луны. Представили?
От неожиданности Чак резко пригнулся, отскочил в сторону и быстро огляделся. Всё вроде на месте, никаких изменений… Кроме… Кроме одного. Чак оглядывал свою квартиру СВЕРХУ! Да, именно такая мысль первой пришла ему в голову. А вторая мысль:
«Боже мой! Языческая сила! Я ВЫРОС!!!»
Ни о чём больше не думая, он метнулся к дверному косяку, где над последней жирной линией – как приговор – было выведено маркером: «1 м 47 см». Чак даже не удосужился сделать всё по правилам – повернувшись спиной и с линейкой. Он просто встал перед роковой отметкой и понял, что она оказалась где-то на уровне солнечного сплетения…
Будильник запищал повторно. Прошло десять минут.
Спохватившись, Чак оторвался от созерцания нового чудесного соотношения между собой и дверным косяком и стал быстро приводить себя в порядок и собираться. Вырос ты или утрясся – на работу опаздывать нельзя.
Захлопнув дверь, он выскочил в лифтовый холл и нажал кнопку вызова. Послышался приглушённый звук тронувшейся где-то несколькими этажами выше кабинки. Под сердцем неприятно кольнуло. Опять… Да нет же! Никогда! Больше никогда он не будет чувствовать себя тумбочкой для чужих вещей!
123 
