очень нудно 
28 
– Не думай! – любил повторять ей Зильберман. – То, к чему я шёл десятилетиями, у тебя есть по факту рождения.
– Как же я могу не думать, если я смотрю, анализирую, прогнозирую?
– «Не думать» не значит «не знать». Знания приобретаются тупой зубрёжкой. Умение анализировать и прогнозировать – опытом. А «видеть» – талант смотреть на вещи изнутри – только для тех, кто родился сам, но часть его осталась там, в этом «внутри», – это от Бога. Так что не гневи Его глупостью своего думания.
– Да ну вас, Пётр Александрович, – отмахивалась она. – Вечно нагрузите мозг, а он у меня и так-то не очень здоровый.
– Здоровый. И один из самых совершенных, мне известных, а уж я людей немало на своём веку повидал.
Она неотлучно простояла при Зильбермане все три года. Уже на втором году интернатуры она самостоятельно дежурила по отделению обсервации, а по окончании была зачислена на должность ординатора отделения патологии беременности с фактическим правом принятия решений. Что для молодого врача, как правило, не только незаслуженная, но и непозволительная роскошь.
Дар, делая Марию Сергеевну Полякову успешной, не принёс ей только одного – того единственного, что действительно важно иметь, если уж ты пришла в этот мир животной особью на букву «с». А именно – счастья. Быть может, для кобеля важнее охота и служба – кого на что дрессировали, – а для суки высшее предназначение – счастье. Иначе она становится злой, старой и болезненной в области сердца и суставов. Пока у Маши ничего не болело, хотя злости по сравнению с детством добавилось, чего греха таить. Здоровой, спортивной злости. Но спорт, как общеизвестно, рано или поздно начинает калечить сердце и суставы. И без опоры на счастье подтачивает нормальную жизнедеятельность души.
То ли дело благополучие. Давно покинув отчий дом, Машенька неплохо для врача двадцати шести лет зарабатывала. Но за всеми этими сапогами, кофеварками, квартиро-машинами и прочей бижутерией комфорта, носом, глазами, ушами, надпочечниками и душой чуя, что единственно важное, что ей в этой огромной пустоши надо унюхать, увидеть, услышать и правильно откопать, – это ОН. Его не было. И поэтому пока это были они. Множество не её тел. Мимолётно преображаемых магией Машенькиного универсального дара.
И она получала от этого удовольствие.
Даже самые жадные были с ней щедры. Даже самые брутальные становились послушны и нежны.
В свою очередь, мучаясь несоответствием. Потому что не та женщина для не того мужчины не меньшее горе, чем не тот для не той. Просто вместо того, чтобы искать дальше, люди ломают изначально правильную гармоничную единую биологию создания «мужчина – женщина», в нетерпении пристраивая приглянувшиеся им «комплектующие» и ориентируясь, как правило, на брендовую упаковку, а не на биомеханические характеристики. Не говоря уже о высшей механике атомов и божественном электричестве.
Маша тоже пыталась. Но, видимо, была настолько штучной работой, что ломала «нефирменные детали», временно выходя из строя сама.
Как раз не так давно она выплыла из затяжного романа, похудев до костей от разочарования очередного непопадания и чуть было не постарев и окончательно не обозлившись от горя вечного несоответствия. Это была внезапная душераздирающая страсть – до тех пор у Машеньки всё было ровнее. Красивые ухаживания, приятные отношения и недолгое послевкусие увядших роз. Это же началось сразу, вылилось мутным водопадом и оставило после себя запах палёного мяса, хорошо знакомого по прижиганию сосудов или не такой, инвазированной чуждыми клетками, ткани шейки матки электрокоагулятором. Нет-нет, Машенькин дар подействовал и в этом случае. Она знала, чего ждать. Но порой уж лучше слишком яркий многомерно плоский Босх, чем серый пейзаж акварели.
Сказать, что Маша была жертвой в том безумном тандеме, значило бы – обмануть. Её изучали, но и она изучала. Она была экзотической птахой, но и он был необычным представителем мира полумифических носорогов и буйволов. Ему нравились изящные славянки породы ля рюс, но и её привлекали безумные татаро-монгольские парни. В общем, спустя два года бесконечной, скальпирующей душу химиотерапии они расстались. Оставив друг другу на память по выжженной пустыньке где-то в предгорьях извилин головного мозга и очажки заболоченности в прежде чистых реках сердечных камер. Он обнёс вновь созданную геологию высокими заборами и накрыл прочными саркофагами, поразвесив для пущей надежности таблички со значками радиоактивности и надписями: «Осторожно! Злая Маша Полякова! Опасно для жизни!» Она же, напротив, быстро погрузилась в пучины МЧС, полные красивых и не очень тел самцов, интересных и так себе характеров, решив, что душевный биогеоценоз восстановится сам собой.
28 
