очень нудно 
104 
– Спасибо, товарищ маршал!
Если он думал, что всё самое трудное позади, то ошибался. Теперь за него взялись всерьез специалисты из Центра подготовки космонавтов имени Юрия Гагарина.
В первую очередь необходимо было одолеть курсы общей подготовки, включавшие восемь дисциплин: теория полета космических аппаратов, космическая навигация, системы управления пилотируемых космических аппаратов, основы вычислительной техники, ракеты-носители, пилотируемые космические аппараты и орбитальные станции, основы наук исследования Земли из космоса и проведения экспериментов в космических полетах, бортовые системы пилотируемых космических аппаратов и орбитальных станций, стартовый комплекс. Каждый курс состоял из цикла лекций, практикумов, индивидуальных занятий, работы с литературой и просмотра учебных фильмов. Объем информации, которую предстояло усвоить, поражал воображение. Сильно помогало то, что Москаленко пришел в Отряд не с пустой, как у студента первого курса, головой, а обладая некоторым запасом знаний по космической тематике. Оказалось, что он неплохо разбирается и в космической баллистике, и в навигации. Хуже обстояло дело с вычислительной техникой и стартовым комплексом, – но эти дисциплины Москаленко быстро наверстывал, вспоминая беседы в электронной сети.
Помимо теоретической подготовки, слушателей Отряда постоянно испытывали на многочисленных тренажерах, повышая их устойчивость к возможным космическим нагрузкам и стрессам. Кандидаты крутились на центрифугах, сидели в термокамере и барокамере. Состояние невесомости имитировалось во время полетов на специальном самолете «Ил-76», в гидробассейне и на подвесках.
На этом этапе труднее всего Юрию далась сурдокамера. Он привык всегда быть с людьми и в непрерывном контакте с ними – жил в семье, потом в училище, в авиаполку ему тоже не приходилось скучать. А тут на целый месяц его закрыли в изолированном от всех звуков помещении и даже радио не давали слушать. Считается, что так, через сурдокамеру, у будущего космонавта вырабатывается сопротивляемость к клаустрофобии, к изоляции в условиях космического пространства, которое, как известно, не проводит шумы. Многие из кандидатов, честно говоря, считали это глупостью и перестраховкой – ведь человек на борту космического корабля не находится в изоляции, он постоянно общается с Центром управления полетами, с десятками специалистов, которые сменяют друг друга на постах круглые сутки. Кроме того, на кораблях и орбитальной станции работают десятки устройств – одна только система принудительной вентиляции шумит так, что в прошлые времена это считалось куда большей проблемой, чем изоляция, – но тоже как-то обошлось без серьезных эксцессов.
К числу тех, кто считал сурдокамеру перестраховкой, относился и Москаленко. При этом он полагал, что в самом испытании нет ничего страшного – наоборот, сплошные плюсы: вырвать из плотного графика подготовки неделю-другую, посидеть, почитать в полной тишине, осмыслить свой новый статус. Но оказалось, что всё не так просто. Первые два дня в тишине прошли вполне нормально, а потом Москаленко начал понимать, почему сурдокамеру в Звездном называют «комнатой психов». Самое ужасное, что врачи настаивали: никаких книг, только блокнот для записей. Впору было задуматься, но Москаленко решил, что переживет. А потом начались ягодки – его ввели в так называемый «перевернутый» график работы, когда день начинался в 23 по Москве, а заканчивался в 13 часов следующего дня. При этом работа сводилась к тому, что он готовил себе обеды, клеил на себя медицинские датчики и разглядывал свою обрастающую щетиной физиономию в зеркале. На третий день Москаленко понял, что сходит с ума. Он, конечно же, преувеличивал – медики не отмечали каких-либо значительных сдвигов в его психофизиологическом состоянии. Но сам он чувствовал себя всё хуже и хуже. Он действительно привык к тому, что его постоянно окружают люди, что он получает информацию извне. Больше всего в ситуации с сурдокамерой его бесило, что он не может работать, – таким образом, время пропадало зря.
В конце концов он нашел себе занятие, блокнот просился в руку, и Москаленко начал писать… роман о полете советских космонавтов на Марс. Он никогда не думал, что когда-нибудь напишет художественное произведение, это казалось ему бессмысленным, – но теперь от безделья затея не выглядела слишком нелепой. Ему даже показалось, что он сумел придумать оригинальный сюжет: экспедиция к Марсу готовится втайне, но не потому, что советские конструкторы хотят что-то скрыть от мировой общественности, а потому, что сделано страшное открытие: на марсианском спутнике Фобос начались извержения метана (откуда он там взялся, автор скромно умолчал), маленькая планетка тормозится и вскоре упадет на Марс, нанеся катастрофические разрушения; от этого удара кора Марса треснет, и Солнечная система наполнится огромными каменюками, которые не только затруднят космические полеты на много столетий, но и будут угрожать Земле. Поэтому по договоренности с другими державами СССР готовит экспедицию спасения Фобоса, а в тайне она проводится для того, чтобы не вызвать панику во всемирном масштабе, которая может помешать постройке межпланетного корабля, а главное – особого двигателя для разворота и поднятия марсианского спутника на более высокую орбиту. Чтобы сделать сюжет более динамичным, Москаленко ввел в повествование могущественную организацию нацистов, которая пытается помешать осуществлению экспедиции в надежде, что хаос на Земле даст ей возможность захватить власть и возродить Третий рейх.
104 
